Белая лилия, или Сон в ночь на Покрова - [6]

Шрифт
Интервал

Когда та синяя гора

С вершиной сумрачной своей,

От первых солнечных лучей

Побагровевши, запылает,

Тогда вступить нам подобает

В пределы радужных полей.

Но для успеха предприятья,

В борьбе с враждебною судьбой,

Мы заключим, друзья и братья,

Все, без малейшего изъятья,

Союз навеки меж собой.


Все


Ладно, ладно, по рукам!


Халдей


          Только нам

Полагаю б, не мешало

Расспросить его сначала,

Хватит ли ее на всех?


Неплюй-на-стол


На всю природа хватит, милый человек!

    На всю природу, ты уж мне поверь!


Все


Ну, так, значит, теперь

Вместе мы, господа,

Поспешаем туда,

Где Лилея цветет

И блаженство нас ждет.


Неплюй-на-стол


Но просить позвольте вас

Мне сказать, сколько нас?


Все


          Нас всех пять,

          Нас всех пять!

Потрудитесь сосчитать:

Раз, два, три, четыре, пять!

Сосчитаем опять:

Раз, два, три, четыре, пять!

         И т. д. in infinitum.[8]

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

СЦЕНА ПЕРВАЯ

Большой запущенный сад вблизи южного Тибета. На первом плане вход в обширную пещеру, закрытый пурпуровою занавескою.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Входят кавалер де Мортемир, Неплюй-на-стол, Халдей, Сорвал и Инструмент


Неплюй-на-стол


Вот сюда, вот сюда!

Этот сад, господа,

Есть тот самый, куда

Мы стремились.


Все

                    Да, да!

Но для чего сия пещера?


Неплюй-на-стол


Пещеры нет! То лишь химера,

Иллюзия, обман и сон.

Ей быть здесь вовсе не резон

В пещере может жить дракон,

Медведь иль ящур, но царица —

Я в том готов хоть побожиться —

Живет отнюдь не в сей пещере,

А в замке, иль по крайней мере

В высокой башне.


Халдей


                Где ж они?


Неплюй-на-стол


Вон, видите ли, там огни?


Халдей


Что врешь ты! Среди бела дня

Не увидать тебе огня.


Неплюй-на-стол


Вон башня высится, а вой

Выходит дама на балкон,

То, верно, фрейлина царицы,

Украшена пером Жар-птицы,

За ней придворные чины,

В мундиры все облечены…

Что вижу? Кушают блины!

Какой прекрасный жирный блин!


Халдей


Он нас морочит, чертов сын!


Инструмент


К нам относится презрительно!


Все


Бить его неукоснительно!


Неплюй-на-стол

Не сердитесь, друзья,

     Не судите строго,

Если изредка я

     Пошучу немного

В этом нет большой беды.

Лучше сядемте сюды,

И коль есть у вас запас,

Мы закусим тот же час.


Халдей, Сорвал и Инструмент


Вот так прекрасно,

Вот это так.

Видим мы ясно:

Он не дурак.


Неплюй-на-стол

(самодовольно)


Да, это ясно:

Я не дурак.


Мортемир


Могу ль я пить и есть,

Не зная, где она?

Здесь — вижу — тайна есть,

И даже не одна!


Неплюй-на-стол


Поверьте мне: сии пределы

Она оставила для дела,

Но лишь заблещет луч денницы,

Назад вернется в колеснице.


Мортемир

(изрядно выпив и закусив, встает и, подняв руку к небу)


Довольно! Нету сил! Пусть праведный мой гнев

Вас в сердце поразит негодованья жалом!

Ужель мы шли сюда, всё бросив и презрев,

Затем, чтоб пить и есть, подобно каннибалам?


Все

(поспешно доедая и допивая)


Ну-с, мы готовы!

Что ж предпринять?


Мортемир

(мрачно)


Венец терновый

Нужно стяжать.


Халдей

Это конечно!

Но как начать?


Мортемир

Рад бы сердечно

Вам я сказать,

Если бы знать я

Мог это сам…


Из пещеры раздается страшный рев.


Кто там проклятья

Шлет к небесам?

Сомнения нету!

Тайна здесь есть!

В пещеру эту

Должно пролезть.


Неплюй-на-стол


Но прежде нужно

Занавес снять,

Тяните дружно,

Не отставать!


Все

(Берутся за занавес, но потом Халдей, Инструмент и Неплюй-на-стол отступают и каждый, отвернувшись, поет)


Но я трепет ощущаю,

Потому что — впереди

Что нас ждет, ведь я не знаю.

Дай-ка стану позади.


(Стараются встать каждый сзади всех. Перед занавесом остается Мортемир, погруженный в задумчивость, и Сорвал, с недоумением озирающийся.)


Неплюй-на-стол


Друг любезнейший, Сорвал!

Ты бы занавес сорвал!


(Отбегает еще дальше.)


Сорвал


Весьма охотно повинуюсь

И рву его, не обинуясь!

Срывает занавес. Из пещеры выходит большой

Медведь и с ревом становится на задние лапы.


Неплюй-на-стол


Ай, ай, ай!


Хватается за живот и падает мертвый

Сорвал, Халдеи и Инструмент обнажают шпаги. Медведь поворачивается к ним спиной. Тогда они, скрестивши шпаги, кладут на них труп Неплюя и уносят его, напевая на мотив: «Как я рад, капитан что я Вас увидел».


Халдей, Сорвал, Инструмент


Он погиб, он погиб

     Жертвою отваги —

Пусть носилками ему

     Служат наши шпаги!

Мудрость с храбростию он

     Сочетал искусно,

Но внезапно был сражен

     Сей болезнью гнусной!

Он погиб, он погиб

     Жертвою отваги —

Пусть носилками ему

     Служат эти шпаги.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Мортемир и Медведь


Голос из четвертого измерения


Блаженства дверь

Потом — не теперь —

Откроет зверь.

Люби и верь!


Мортемир


Люблю я и верю

Вот этому зверю.


Голос из четвертого измерения


All right![9]

СЦЕНА ВТОРАЯ

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Нecколько недель после первой.

Другое место в том же саду.

Пещера вдали. На первом плане — высокая могила, около которой в позе отчаяния стоит кавалер де Мортемир.


Мортемир

Последний уголек в душе моей остыл!

Как я любил его, и как хорош он был!

Какая грация развалистых движений!

В глазах задумчивых какой светился гений,

     Какая мудрость! Я увидел в нем

     Последний якорь жизненного судна.

     Он говорил на языке своем,

     Хотя без слов, но понимать не трудно


Еще от автора Всеволод Сергеевич Соловьев
Сергей Горбатов

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В третий том собрания сочинений вошел роман "Сергей Горбатов", открывающий эпопею "Хроника четырех поколений", состоящую из пяти книг. Герой романа Сергей Горбатов - российский дипломат, друг Павла I, работает во Франции, охваченной революцией 1789 года.


Последние Горбатовы

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В седьмой том собрания сочинений вошел заключительный роман «Хроники четырех поколений» «Последние Горбатовы». Род Горбатовых распадается, потомки первого поколения под влиянием складывающейся в России обстановки постепенно вырождаются.


Изгнанник

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В шестой том собрания сочинений включен четвертый роман «Хроники четырех поколений» «Изгнанник», рассказывающий о жизни третьего поколения Горбатовых.


Старый дом

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В пятый том собрания сочинений вошел роман «Старый дом» — третье произведение «Хроники четырех поколений». Читателю раскрываются картины нашествия французов на Москву в 1812 году, а также причастность молодых Горбатовых к декабрьскому восстанию.


Волтерьянец

Всеволод Соловьев (1849–1903), сын известного русского историка С.М. Соловьева и старший брат поэта и философа Владимира Соловьева, — автор ряда замечательных исторических романов, в которых описываются события XVII–XIX веков.В четвертый том собрания сочинений включен "Вольтерьянец" - второй роман из пятитомной эпопеи "Хроника четырех поколений". Главный герой Сергей Горбатов возвращается из Франции и Англии. выполнив дипломатические поручения, и оказывается вовлеченным в придворные интриги. Недруги называют его вольтерьянцем.


Алексей Михайлович

Во второй том исторической серии включены романы, повествующие о бурных событиях середины XVII века. Раскол церкви, народные восстания, воссоединение Украины с Россией, война с Польшей — вот основные вехи правления царя Алексея Михайловича, прозванного Тишайшим. О них рассказывается в произведениях дореволюционных писателей А. Зарина, Вс. Соловьева и в романе К. Г. Шильдкрета, незаслуженно забытого писателя советского периода.