Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - [43]

— Это привычка.

Васька набрал в таз холодной водички, сверху, зачерпнув из кипящего бака добавил кипятка, пощупал пальцем и удовлетворенно хмыкнув бросил в воду рубахи.

— Держи мыло — Колька Сифилис Соловчанин протянул ему кусок черного мыла — В Спасск, снова заехала «сучня». И до этого они скапливались там, но так как с пересылки все время шел движняк и разгонялись этапы по лаготделениям, как-то все размывалось. Отряд Пивовара который скатился в Спасске год назад, выехал на просторы Сибири. Говорят, что они проехались по Воркутлагу — Воров резали, в Ивдельлаге трюмили, оттуда «мусора» их в Магадан повезли — Колыму усмирять.

Нынче-же, опять их в Спасске не менее 300 харь собралось. Тех, кого завезли в лаготделение на шестерку, уже обшустрились там. «Красноперые» дали им ход и они взяли под пресс «мужиков», захватили все должности: от «бугров» до нарядчиков зоны. Кто выразил им свое возмущение, отправили к праотцам. Там уже куча «жмуров», но «красные» даже расследований по этим делам не начинают.

— Ну а здесь как?

— И тут они мутят воду, «мужиков» подбивают. «Мужик» то здесь разный, порой вообще непонятный, смурной. Вот они и пользуются этим.

— А что Воры?

— Среди наших, тоже «перхоти» хватает, Вором зовется, а приглядишься — «штымпяра» с деревянной головой, кроме водки ничего ему не нужно.

Колька наполнил свой тазик водой и, собравшись стирать, скинул с себя тельняшку, обнажаясь по пояс. На его груди засинела татуировка, изображавшая каторжника в кандалах с наполовину выбритой головой, со свечой в руках, на фоне большого каменного креста.

— Ты что, потомственный? — спросил Васька, кивнув на наколку.

— Я «урка» в третьем поколении. Дед мой сидел на Сахалине, еще при царе и называл себя Иваном — родства не помнящим, отец был знатным оребуркой, ну а я стал Вором в 1928 годе.

ЗОЯ

Зоя работала на выводном обьекте в бригаде Ирины. Бригада выполняла земляные работы по расширению русла реки, которая в зимнее время покрылась льдом. С высоты строящегося из толстенных бревен широкого моста переброшенного через реку, заключенные — мужчины и женщины казались роющимися в вымерзшей земле черными, крупными жуками. Мужчины, меся ногами ледяную жижу, углубляли дно, а женщины копошились на отводе искусственного русла. Заключенные, одетые в серые худые телогрейки и ватные штаны, подпоясанные ремнями, в шапках с опущенными и завязанными под подбородками ушами, лупили со всего маха кувалдами по стальным клиньям, вбивая их вглубь, чтобы отколоть от непокорной почвы кусочки побольше. Грязные, забитые, они казались неисчислимой толпой оборванцев, непонятно для чего углубляющимися в широченный, напоминающий братскую могилу ров. Точно по злой чьей — то воле они вгрызались в саму преисподнюю, до которой им еще предстояло копать десятилетия. Настолько бессмысленной казалась их обреченная работа.

Со своей точки Зоя могла отчетливо разглядеть, как на переднем плане доходяга в танковом шлеме, обмотанный грязным полотенцем вокруг шеи тянул нагруженную доверху утяжелённую тачку, зацепив ее металлическим крюком. Мужчина в кацавейке и овчиной папахе, схватился насмерть широко расставленными руками в ручки тачки, налегая на нее из последних сил, чтобы помочь тянувшему напарнику.

Крики бригадиров, гвалт работающих, выкрики изощренных матов вместе с паром из распахнутых в злобе ртов, устремлялись в безнадежное небо.

— Не стоять!

— Тяни!

— Мать твою!

— Стрелять буду!

— Куда вбок прешь?

— Начальник конвоя!

— Норму давай!

— Никшни сука!

По крутым берегам и по мосту, взад и вперед расхаживали скучающие от безделья солдаты из ВОХРа, выцеливая глазами — кого бы им подстрелить…

Стоя над самой кручей, Зоя, работавшая на отсыпке грунта, видела устремившуюся в нависшее темное небо высоченную трубу Топарской ГЭС и раскидавшиеся вдоль кривой линии горизонта, отдаленные шляпки белеющих домиков поселка.

Земля была мерзлой и большая совковая лопата к концу дня становилась неподьемной. Но еще трудней было тачечницам, катившим нагруженный короб по дну русла на расстояние километра. От их промокших потом ватников шел пар, словно они работали под знойным солнцем, а не в приморозившем вольную степную реку лютом феврале. Намечался буран, его признаки изо дня в день были одинаковыми: ветер неожиданно стихал, забиваясь в щели где-то в далекой степи, в округе становилось так тихо, что отчетливо становились слышны надсадно скрипящие звуки колес, стуки ломов и кирк вгрызающихся в землю, чьи-то охи и ахи, стоны и крики конвойных.

Сегодня буран начинался к концу смены. Вначале по заснеженной степи змейками заскользили тонкие белые язычки, но уже через час небо опустилось ниже и стало ясно — скоро не будет видно ни зги.

— Бригада строиться! — закричала во весь голос бойкая Ирина. Женщины, украдкой поглядывающие вверх, поняли, что на сегодня работа закончена.

— Инструмент на плечи! Разбиться по пятеркам.

Точно ждали этой команды, одновременно взлаяли псы и, натянув поводки в руках солдат, запрыгали в сторону суетящихся женщин.

— Колонна, слушай мою команду! — зычно заорал молодой офицерик, размахивая наганом — Шаг влево, шаг вправо — расстрел при попытке бегства! В направлении зоны, быстрым шагом — марш!