Белая лебедь Васьки Бриллианта. Часть 1 - [35]

Все случилось само собой. Полковник охнул и присел. Его уставшие зрачки чуть было не выпали на пол, рядом с фуфайкой Зои. Как она смогла ударить его коленом в пах, этого Зоя, никогда прежде такого не делавшая, не смогла бы воспроизвести даже под чудовищными пытками.

— О-о-о-о! — заревел он, выпаливая со скрипом из себя: — Нечипуренко!

— Я здесь, товарищу полковник.

— В кар-р — р… в карцер ее — прохрипел он, точно кастрированный бык.

То, что было с ней дальше, Зоя не могла без дрожи вспоминать. Нечипуренко сгреб ее за волосы, размашистым ударом кулака свалил навзничь и, намотав косы на руку, поволок за собой по коридору к выходу. Так до изолятора и дотащил ее, потерявшую от невобразимой боли сознание. Пришла она в себя из-за лютого холода в карцере — полуосвещенного помещения, напоминавшего бетонный склеп, без окна, с отвратительного цвета деревянной, обитой железными поперечинами дверью с кормушкой и выпуклым «волчком». Она ощупала руки и ноги, затем все тело. Голова гудела и кровоточила. Зоя тихонько обследовала пальцами рану. Оказалось, что взбешенный сержант вырвал у нее клок волос вместе с кожей. Дрожали от обиды губы, по щекам сочились слезы. Но она не выдавала ни единого стона, ни единого звука, словно боль вытравилась из нее, а на ее место откуда-то из глубины нутра пришла неведомая доселе стальная жесткость. Зоя прислушалась к себе, пока вдруг не осознала, что уже никогда больше не сможет быть прежней Зоей — романтичной мечтательницей, любящей жизнь. Что-то в ней в эту ночь умерло!

КАРАБАССКАЯ ПЕРЕСЫЛКА

Во всех углах карантинного барака кипела карточная игра. Из одного места в другое перетаскивали горы шмутья. Многие сидели на нарах раздетые, в одних трусах, всю одежду битые прокатали в карты.

На наре «Пецы» расположился ладно скроенный юноша с копной курчавых жестких волос на голове, открытым взглядом спокойных серых глаз.

— Значит, ты и есть «Москва»? — спросил «Пеца».

— Я и есть, а что?

— Знаешь, кто мы? — Пеца скосил взгляд на Ваську.

— Воры.

— Угадал. А сам ты … кем будешь по жизни? — срезал Пеца.

— Я? Я тоже Вор — произнес он вызывающе, но тут-же внес поправку — В душе!

— В душе значит? Это хорошо, когда у человека есть душа — философски отозвался Пеца и длинно улыбнулся.

— А ты говорят из Горького? — спросил Москва.

— Из него. Че, бывал там, знаешь кого?

— Встречал на пересылке людей, которые за тебя базлали. В Красной Пресне.

— Правда, что ты лидер организации «Отомстим за родителей»? — неожиднно спросил Васька.

Москва, сидевший вольготно, закинув ногу на ногу, услышав неожиданный вопрос, впился глазами в сидящего в стороне Ваську и, невольно принялся болтать верхней, что подчеркнуло его внутреннее напряжение.

— Знаешь, что Ворам запрещено лезть в политику?

— А ты про Указ от 35 года о применении всех мер наказания включая расстрел в отношении детей с 12 — летнего возраста знаешь? Мне в пятнадцать лет хотели лоб зеленкой намазать, это как, нормально? Так что, у меня с Усом свой расчет, Бриллиант. На Красной Пресне я общался с Лошкарем и другими Ворами — я понял, что мы сходимся по духу и, поэтому я стремлюсь стать Вором. Я ясно выразился? — жестко вопросил Москва.

— Ясней некуда, такое стремление приветствуется, а в остальном, жизнь покажет — Васька ловким движением проделал пальцами вольт с колодой, что у Москвы вспыхнули глаза от восхищения.

— Научишь?

— Научу.

— Какой настрой у малолеток? На кого они ориентируются? — спросил Пеца.

— Шкодники! Но к Воровскому тянутся.

— На Красной Пресне слышал я, мрачно?

— Жуткая пересылка, черная как котельня, кругом железо. Народу сидит тьма, все в ожидании своей участи. Большинство осужденные. Срока — двадцать, двадцать пять лет.

— Ого!

— Дают-бери…

— А что за контингент на Пресне с вами подсадили?

— Указники, у всех по «червонцу».

— Советский суд, самый гуманный суд в мире! — пропел «шестерка» Пецы.

— Скажу, чтобы принесли поесть. Эй, Одноглазый! — выкрикнул Москва и поманил пальцем одного из мальцов, усевшихся на корточки, словно крысята и следивших за тем, насколько мирно закончатся «терки» их главаря с Ворами.

— Да, пахан — с готовностью подскочил шустрый малолетка.

— Принеси еду, угостим Воров.

— Сейчас сделаем — Одноглазый шагнул назад и словно растворился.

— Резвая у тебя команда — похвалил Пеца.

Не прошло и пяти минут, как перед Ворами на перевернутом ящике, накрытом чистой тряпкой, были разложены продукты.

— Откуда балабас? — Пеца и впрямь был удивлен.

— Бриллиант знает закон малолеток, все лучшее из посылок отдают главному — пояснил Москва.

— Считаешь это справедливо? — задал вопрос Васька, желая проверить интеллект паренька.

— Я не реформатор. Раз тюрьма слепила такой закон, значит так правильно. — ловко вывернулся Москва.

— Пусть бы каждый пользовался тем, что ему передали — продолжил Васька мысль.

— Идеального справедливого устройства на земле быть не может — обрезал его Москва — А в тюрьме, испокон веков свои законы.

— Это правильно. Воры поддерживают тюремные традиции и устои, но не допускают беспредела — Васька, перехватив инициативу диалога в свои руки, выставил точку и тут-же перевел разговор в другое русло.