Бегуны - [41]

Вместе с многочисленными друзьями моего отца — мир его праху, — которые уже осмеливались обратиться к Вашему Величеству по этому поводу, я умоляю отдать нам тело и позволить похоронить его по-христиански.

С надеждой,

Йозефина фон Фейхтерслебен.

Племена маори

мумифицировали головы умерших родственников, хранили и почитали их. Процесс мумификации включал в себя несколько стадий: выпаривание, копчение и промасливание. Подвергнутые этим операциям головы прекрасно сохранялись, в том числе волосы, кожа и зубы.

Путешествия доктора Блау II

Он покинул тело самолета и удалялся от него по длинным переходам, повинуясь стрелкам и светящимся табличкам, которые спокойно разделяли пассажиров на тех, что достигли цели, и тех, что все еще в пути. В огромном аэропорту людские потоки сливались и снова растекались в разные стороны. Эта безболезненная селекция привела Блау к эскалатору, а затем к длинному широкому коридору, где людей подхватывал траволатор. Тот, кто спешил, мог воспользоваться достижениями техники и оказаться при помощи ленты в другом измерении — неспешно переставляя ноги, с легкостью обогнать остальных. Он миновал застекленную курительную, где постившиеся во время долгого перелета любители никотина блаженно предавались пороку. Доктор воспринимал их как особый подвид, имеющий особую среду обитания: не воздух, а смесь дыма и двуокиси углерода. Блау разглядывал их через окно с некоторым удивлением, точно диковинных тварей в террариуме: в самолете курильщиков было не отличить от него самого, а здесь, на земле, они обнаружили свою — отличную — биологическую природу.

Блау подал свой паспорт для контроля, служащий смерил его коротким профессиональным взглядом, сравнивая два лица — на фотографии и за стеклянной перегородкой. Видимо, никаких подозрений Блау не вызывал, а потому через мгновение оказался на территории чужого государства.

Он взял такси, добрался до железнодорожного вокзала, предъявил в кассе электронный билет. До отхода поезда оставалось два с лишним часа, и Блау зашел в бар, откуда несло пережаренным маслом, и, заказав рыбу, принялся рассматривать публику.

Вокзал был самый обыкновенный. Экран над расписанием поездов показывал знакомые рекламы — шампуня и кредитных карт. Благодаря узнаваемым логотипам, чужой мир казался безопасным. Доктору хотелось есть. Его тело практически не обратило внимания на пластиковую самолетную еду — Блау казалось, что блюда, которыми кормили авиапассажиров, нематериальны, обладают лишь формой и запахом — так, наверное, питаются в раю. Пища для голодного духа. Но теперь худощавое тело доктора могло подкрепиться куском жареной рыбы — белой мякотью с золотистой корочкой — и салатом. Еще он заказал вино, которое подавали здесь в маленьких удобных бутылках, объемом с большой бокал.

В поезде Блау уснул. Потерял он немного: поезд тащился по туннелям и окраинам города, совершенно неотличимым от окраин любого другого мегаполиса — дизайн граффити на виадуках и гаражах абсолютно один и тот же. Проснувшись, доктор увидел море — узкую светлую полоску между портовыми кранами, уродливыми зданиями складов и верфей.

«Уважаемый господин Блау, — писала она, — должна признаться, что Ваши вопросы — их содержание и форма — возбуждают мое глубокое доверие. Человек, который знает, о чем спросить, — это человек, способный дать ответ. Быть может, Вам требуется всего лишь пресловутая щепотка, что склонит чашу весов».

Блау задумался: что за щепотку она имела в виду? Заглянул в словарь. Он не знал ни одной пословицы о щепотке и весах. Она носила фамилию мужа, а имя было довольно экзотическим — Таина, так что, возможно, она родом из какой-нибудь далекой страны, и в ее экзотическом языке благополучно функционируют и щепотка, и весы. «Конечно, лучше всего было бы встретиться. К этому времени я постараюсь просмотреть Ваше резюме и все Ваши статьи. Приезжайте! Это место, где мой муж работал до конца своих дней, где по-прежнему чувствуется его присутствие. Здесь нам наверняка будет легче понять друг друга».

Небольшой, окаймленный асфальтовым шоссе приморский городок тянулся вдоль берега. Такси свернуло в сторону перед самым указателем окончания населенного пункта — вниз, к морю, и теперь мимо проносились радовавшие глаз деревянные домики с террасами и балконами. Дом, который искал Блау, оказался большим и самым элегантным на этой улице, посыпанной гравием. Его окружала невысокая изгородь, густо увитая каким-то местным растением. Ворота были открыты, но Блау попросил таксиста не заезжать внутрь, вышел и зашагал по дорожке, волоча за собой чемодан на колесиках. За воротами, в аккуратном дворике царило пышное дерево, явно иглистое, но с контурами лиственного, словно дуб, листья которого по какой-то причине измельчали и заострились. Блау никогда такого не видел. Белесая кора напоминала слоновью кожу.

Он постучал, но никто не отозвался. Доктор нерешительно постоял на деревянном крыльце, потом нажал на ручку двери. Та открылась, и Блау оказался в просторной светлой гостиной. Окно на противоположной стене было до краев наполнено морем. Мимо доктора проскользнул большой рыжий кот — мяукнул и вышел на улицу, полностью проигнорировав гостя. Блау решил, что в доме никого нет и, оставив чемодан в гостиной, вышел на крыльцо — ждать хозяйку. Он постоял там минут пятнадцать, любуясь мощным деревом, затем медленно пошел вокруг дома, опоясанного (как все здешние дома) деревянной террасой, на которой (как повсюду на свете) стояла легкая мебель с горами подушек. Позади дома обнаружился сад с ухоженным газоном, окруженный цветущим кустарником. Блау узнал в нем душистую жимолость, доверившись выложенной галечником дорожке, он обнаружил проход, который явно вел к морю. Профессор мгновение поколебался и направился туда.