Бегуны - [112]

человек обязан обонянием, эмоциональностью и способностью к борьбе или бегству. Гиппокамп же, этот морской конек, заведует краткосрочной памятью.

Септальная область — крошечный сегмент миндалевидного тела, который регулирует связь между удовольствием и зависимостью. Об этом следует помнить, начиная бороться с дурными привычками. Надо же знать, к кому обращаться с молитвой о помощи и поддержке.

Следующий экспонат — мозг и периферические нервы, аккуратно разложенные на белой плоскости. Этот красный рисунок на белом фоне напоминал схему метро: вот главная станция и вытекающая из нее главная коммуникационная артерия, от нее отпочковываются остальные. Нельзя не признать: отличная идея!

Современные препараты были разноцветными, яркими: кровеносные сосуды, артерии и вены погружены в жидкость, подчеркивающую их объемные сетки. Раствор, в котором они спокойно плавают, наверняка «Kaeserling III» — оказывается, он лучше всего сохраняет ткани.

Мы еще потолкались возле Человека-сделанного-из-одних-кровеносных-сосудов. Он напоминал анатомическую версию духа. Духа, предпочитающего места ярко освещенные, выложенные кафелем, полубойни-полулаборатории. Мы вздыхали: кто бы мог подумать, что в нас столько жилок, ничего удивительного, что стоит немного нарушить целостность кожи — и сразу выступает кровь.

Видеть — значит ведать, это не подлежит сомнению. Больше всего нам понравились всевозможные поперечные разрезы.

Один такой человек-тело лежит перед нами разрезанный на ломтики. Благодаря этому можно увидеть его с совершенно неожиданных точек зрения.

Полимерная консервация тел, пошаговая инструкция:

— сначала тело готовят для вскрытия обычным образом, в частности откачивают кровь;

— при вскрытии открывают то, что намереваются показать публике. Если, к примеру, речь идет о мышцах, следует убрать кожу и жировой слой. На этом этапе телу нужно придать желаемую позу;

— подготовленный таким образом препарат погружают в ацетоновую ванну для дегидратации;

— затем обезвоженный препарат погружают в ванну из силиконовых полимеров и вакуумную камеру;

— в вакууме ацетон испаряется и заменяется силиконовым полимером, достигающим глубинных слоев тканей;

— силикон затвердевает, сохраняя упругость.

Я прикоснулась к препарированным таким образом почке и печени — они напоминали резиновую игрушку из твердого каучука, мячик, который бросают дрессированной собаке. Граница между искусственным и подлинным здесь весьма расплывчата. Меня тревожило ощущение, что эта техника навсегда превращает оригинал в копию.

Посадка

Он снял ботинки, рюкзак поставил себе в ноги и теперь ждет, когда объявят посадку. Густая темная щетина, почти лысый, возраст —. между сорока и пятьюдесятью. Он похож на человека, недавно осознавшего, что не слишком отличается от других, то есть, можно сказать, на него снизошло своего рода озарение. Лицо еще хранит следы этого шока: глаза опущены — он смотрит только на собственные ботинки, вероятно, чтобы не скользить взглядом по окружающим, мимика и жесты отсутствуют — они больше не требуются. Посидев так, он достает тетрадь, красивый блокнот, ручной работы, вероятно, купленный в одной из тех лавочек, которые дорого продают дешевую продукцию стран третьего мира, на обложке из рециклинговой бумаги видны черные буквы Traveller’s Log Book. Блокнот заполнен на треть. Человек кладет его на колени, и черная гелевая ручка выводит первую фразу.

Тогда я тоже вынимаю свой бортовой журнал и заношу туда этого пишущего мужчину. Вполне возможно, что и он в эту минуту пишет: «Женщина, которая записывает. Сняла ботинки, рюкзак поставила себе в ноги…»

Не стесняйтесь, думаю я о других, о тех, что ждут посадки, достаньте свои дневники и пишите. Ведь нас много — записывающих. Мы не сводим глаз с собственной обуви, не подаем виду, что наблюдаем друг за другом. Давайте записывать друг друга — это наиболее безопасный способ коммуникации, давайте обменивать друг друга на буквы и инициалы и запечатлевать на листочках бумаги, подвергать друг друга пластинации, погружать в формалин фраз.

Вернувшись домой, положим заполненный дневник рядом с остальными — в коробку за шкафом, в нижний ящик письменного стола, на полку в тумбочке. Там описаны наши прежние путешествия. Подготовка к ним и счастливое возвращение. Восхищение закатом на грязном пляже, усеянном пластиковыми бутылками, и вечер в душном отеле. Экзотическая улица, где больная собака выпрашивала еду, но у нас не было ни крошки, и дети, обступившие нас в городке, где шофер автобуса охлаждал перегревшийся радиатор. Есть там и рецепт арахисового супа, по вкусу напоминавшего отвар половой тряпки, и глотатель огня с обожженными губами. И как мы тщательно подсчитывали расходы и безуспешно пытались срисовать орнамент, на мгновение привлекший наше внимание в метро. Странный сон, приснившийся в самолете, и красота буддийской монахини в серых одеждах, за которой мы стояли в какой-то очереди. Тут будет все, даже моряк, отбивающий чечетку на пустой набережной, откуда раньше уходили пассажирские корабли.

Кто это прочтет?

Сейчас откроется выход. Вот уже хлопочут у стойки стюардессы, а пассажиры, прежде погруженные в летаргический сон, встают, подхватывают ручную кладь. Ищут посадочный талон, без сожаления откладывают недочитанные газеты. Каждый мысленно подводит безмолвный итог: всё ли на месте, паспорт, билет, кредитные карточки, не осталось ли наличности. Куда летим. И — зачем. Найдем ли там то, что ищем, правильное ли выбрано направление.