Беглецы - [6]

– Скоро мы будем на месте, – сказал я.

Я даже не подозревал, как ошибался.

Нам потребовалось немало времени, чтобы спуститься по трапу и дойти до калитки с табличкой «Частная территория».

Дедушка толчками двигался вперед, опираясь на костыли. Он то и дело останавливался, чтобы отдышаться.

Но впереди был еще самый трудный этап: каменистая тропинка наверх.

– Дедушка, давай попросим Матса подвезти нас на мопеде, – предложил я. – Ты бы сидел в прицепе.

– Ни за что! – прошипел он. – Не сяду я в этот чертов прицеп. Сам доберусь – на своих двоих.

– Вот опять ты ругаешься! – сказал я. – В наказание – прими таблетку.

Он проглотил одну белую. Потому что я боялся за его сердце. Запил ее глотком пива из банки, которую я достал из пакета. Для него это оказалось приятным сюрпризом.

– А теперь осталось только подняться на Скалистые горы, – объявил я.

Так местные называли это место – Дом в Скалистых горах. Потому что он был на самой вершине. А тропинка к нему была крутой и каменистой. И потому что дом наш не был похож ни на какой другой в округе. Словно дедушка решил построить для бабушки замок.

По краю тропинки он установил железные перила. И теперь одной рукой держался за них, а другой опирался на костыль.

– Скоро мы это одолеем, – пообещал он.

Но нам понадобилось два часа.

– А все из-за этих проклятых брюк, – заявил он, когда мы, наконец, оказались наверху. – Они слишком узкие.

8

Дедушка долго сидел на стуле в кухне, стараясь отдышаться.

– Ну, пора тебе заняться делом.

Я был не против.

В ящике на кухне нашлись дрова, березовая кора и старые газеты. Я открыл вьюшку, сунул внутрь поленья и с первой попытки развел огонь. Печка даже не дымила.

Потом я сбегал к колонке и накачал ведро воды. Качать пришлось довольно долго, потому что сначала шла ржавчина.

Когда я вернулся, дедушка сидел перед открытой печной дверцей и смотрел на огонь.

– Может, позвонить папе и попросить его забрать нас? – предложил я. – Кажется, тебе лучше полежать на больничной койке.

Я сказал так в шутку, чтобы немножко его подбодрить.

И это сработало! Он страшно рассердился.

– Не смей, черт тебя подери, никому звонить! Слышишь! Ты что, хочешь все испортить?

Я с облегчением рассмеялся.

Дедушка посмотрел на меня.

– Шутить изволил?

– Ага.

– Глупая шутка.

– Хотел тебя немножко взбодрить.

Он улыбнулся. И снова стал Самым главным судовым механиком в мире и принялся командовать.

– Возьми в сарае лопату и ведро и накопай картошки, – велел он. – Сам знаешь где. Живо!

– Будет сделано!

Картофельная делянка, за которой прежде дедушка так тщательно ухаживал, теперь заросла сорняками. Так что я сбегал на соседскую и накопал картошки там.

Жестяное ведро, когда я поставил его перед дедушкой, бухнуло, словно церковный колокол.

– Готово.

– Черт меня побери! – гаркнул дедушка. – Никогда бы не подумал!

– Ну вот ты опять ругаешься, – сказал я. – За это будешь чистить картошку.

Он что-то проворчал. Словно был недоволен. Но я-то знал: он лишь делает вид. Дедушка почистил картошку, и я поставил ее вариться на плиту. Потом растопил печь в столовой. И достал мамины фрикадельки. Их надо было разогреть на сковородке.

Я отрезал несколько кусков от батона, который Адам испек ночью.

И накрыл на стол.

– Скоро все будет готово, – объявил я.

– Еще одно осталось, – сказал дедушка и указал на костюм. – Я не могу в нем сесть за стол. В этом доме он ни к чему.

И принялся стягивать с себя пиджак и жилет, проклиная их на чем свет стоит. Под конец снял и брюки.

– Поищи-ка мою старую одежду в шкафу. Да поживее! – приказал он.

– Понимаю теперь, почему медсестры в больнице так от тебя устают, – вздохнул я и постарался изобразить кислую мину, но мы оба понимали, что это просто шутка.

Мы подкалывали друг дружку, и нам это нравилось.

И вот наконец дедушка уселся во главе стола – на свое привычное место. Старую фетровую шляпу он повесил на одну из львиных голов на спинке стула. Теперь на нем была клетчатая рубашка без воротника, потертая жилетка и рабочие брюки – ему пришлось потрудиться, чтобы их надеть.

Он снова стал самим собой.

– Угощайся, – сказал я.

Дедушка обвел взглядом стол, проверяя, все ли на месте. Я узнал этот взгляд. Хлеб лежал на хлебной тарелке. Тефтели – в миске. Масло – еще один подарок Адама – в масленке. Из кастрюли с картошкой поднимался пар. Банка с пивом открыта. Вилки слева, ножи справа.

Даже бабушка заняла свое место: я поставил на стол ее фотографию – ту, где она еще молодая.

Кажется, ничего не забыл.

– А брусничное варенье? – прогрохотал дедушка.

– Что?

– В погребе должна была остаться банка. Я про нее все время вспоминал в больнице. Сбегай-ка принеси, будь добр, мой мальчик.

Что это с ним? С чего вдруг он так подобрел? Мне даже как-то не по себе стало. Но я все-таки побежал в погреб, который был за домом.

Дедушка не ошибся. На полке стояла одна-единственная банка. «Брусничное варенье» было написано на этикетке бабушкиным почерком.

Когда я принес банку, дедушка долго смотрел на надпись. Потом открыл крышку и осторожно снял ножом слой парафина.

– Принеси-ка чайную ложку из кухни, – попросил он.

– Может, лучше столовую?

– Раз я сказал – чайную, значит, чайную.