Беглецы - [7]
Я положил себе на тарелку тефтели и картошку, а потом запустил ложку в банку с вареньем. Хотел зачерпнуть побольше. Но дедушка отобрал у меня ложку и капнул мне на тарелку маленькую горку.
Потом сам себе положил такую же.
– И все? – удивился я. – Больше нельзя?
– Нет, – отрезал он. – Надо, чтобы банки хватило мне до конца жизни. Ты прибереги варенье на сладкое, когда все съешь. И я так сделаю.
Он посмотрел на бабушкину фотографию.
Потом ткнул толстым пальцем в пасть льву на спинке стула.
– Помнишь, как ты их покрасил?
Как я мог это забыть? Ну и разозлился тогда дедушка! Мне исполнилось семь, в подарок на день рождения я получил коробку с цветными мелками. И я нарисовал всем львам кроваво-красные пасти. Мне казалось – это красиво. Но дедушка считал иначе. Он схватил меня за ухо и повел вокруг стола, указывая на каждую львиную пасть, чтобы я увидел: все они разные, ни одна не похожа на другие.
– Помнишь, что я сказал?
– Да, но повтори еще раз.
– Я сказал, что они разные потому, что тот, кто их вырезал, так задумал. Он потратил на них свое время и труд. И отдал им часть своей жизни. И пусть он давно умер, но остался жить в своей работе. Вот и с брусничным вареньем то же самое. Твоя бабушка собирала ягоды, мыла и варила, отмеряла сахар, чтобы получилось не слишком кисло и не слишком сладко, мешала, разливала по банкам. Она отдала ему свое время. И свои мысли. Так что в нем сохранилась частичка ее. Понимаешь?
– Кажется, да.
Я не понимал, о чем он. И в то же время вроде бы понимал.
По крайней мере, я догадался: он считает, что бабушка осталась там, в варенье.
И не смог сдержать улыбку.
– Что тебя так развеселило?
– Ты ни разу не ругнулся, пока рассказывал про варенье.
– Это было… – начал дедушка.
И тут он ругнулся, отведя душу.
После обеда дедушка сел в бабушкино кресло – то, что стояло у окна. Она любила сидеть там и смотреть на море. А может, и на что-то еще. Оттуда был виден кусочек двора. Клубничные грядки, которые уже больше не были похожи на грядки. Побеленный туалет. И развесистая вишня. От этих вишен у меня каждое лето болел живот.
Теперь в кресле сидел дедушка и пытался увидеть то, что видела она.
Так он, по крайней мере, сказал.
– И что ты видишь? – спросил я.
– Старого хрыча в фетровой шляпе, – вздохнул он. – Ничего достойного любви.
Он просидел так до самого заката.
– А теперь нам, беглецам, пора ложиться спать, – сказал он, когда солнце, красное, как брусничное варенье, спустилось в воду – там, за горизонтом.
9
ДЕДУШКА ИСЧЕЗ!
Накануне вечером я проводил его в туалет, а потом отвел в кровать. Он так и улегся в одежде, ему было трудно раздеться. Когда дедушка заснул, я еще немножко посидел рядом, разглядывая картинки в бабушкиной Библии, пока сам не начал клевать носом.
Проснулся я рано. Мне захотелось в туалет.
По дороге во двор я заглянул в дедушкину комнату – ту, что выкрашена в синий цвет и была когда-то каютой корабля. Одеяло, которым я накрыл его накануне, было сброшено на пол. Костыли исчезли. Постель была пуста.
Только бы он не отправился сам в туалет, подумал я.
Именно так он сломал ногу в прошлый раз. Это случилось ночью в феврале. Стоял двадцатиградусный мороз, но дедушка не позаботился одеться теплее. Просто запахнул халат и сунул ноги в тапки. На обратном пути он поскользнулся на льду, и ему пришлось ползти по снегу к соседу, чтобы попросить о помощи. Он не мог встать на ноги и не мог дотянуться до дверной ручки в собственном доме.
Зачем я только с ним убежал! Я же еще маленький. Что я стану делать, если он снова упал? Мне такого тяжелого не поднять.
Я припустил со всех ног. Ударился большим пальцем о высокую ступеньку. Выругался. Распахнул дверь. Вот он – собственной персоной! И как только он ухитрился вытащить стул? Сидит и смотрит на залив. Словно ждет, что вот приплывет большой пароход с гудящими машинами и заберет его.
– Дедушка! – крикнул я.
Он вздрогнул.
– Доброе утро, малыш Готфрид.
– Ты что, с ума сошел? А если бы ты снова упал?
– Ну, на этот раз, к счастью, обошлось, – ответил он с довольной улыбкой. – И если все время думать ПРО ТО, ЧТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ, то ничегошеньки вообще не сделаешь.
– Но что ты тут делаешь в такую рань?
– Дышу. И думаю.
– О чем?
– Что надо бы прочистить водостоки.
– Только не сегодня.
– Да, – согласился он. – Сегодня не получится. Нам же надо успеть на пароход. Принеси-ка тот костюм, в котором я приехал, канистру с бензином из сарая и лопату, которой копал вчера картошку.
– Зачем все это?
– Не задавай лишних вопросов. Делай, что говорю.
Я послушался.
Лопатой я вырыл яму на газоне. Дал дедушке коробок со спичками. Бросил в яму костюм и полил бензином.
– Еще! – велел он.
Он снова был Самым главным судовым механиком в мире.
– А теперь отойди-ка в сторонку!
Он подождал, пока ткань пропиталась бензином, а потом чиркнул спичкой и кинул ее в яму.
Пламя с шипением вспыхнуло. Костюм сгорел дотла. Клубы темного дыма взлетели к небу, словно сигнал со Скалистых гор.
– Но зачем?.. – спросил я.
Дедушка приложил палец к губам. Он проследил, как дым поднимается к облаку, красному в лучах восхода. Когда от одежды остался лишь пепел, он повернулся ко мне. Он был доволен.
