Бахчанов - [6]

— Вам, молодым, еще туда-сюда. Не примут сегодня, не примут завтра, так возьмут послезавтра. А вот мне, ветоши, каково! Помирать не хочется, и поддержки нет. На свете один, как с тучи упал.

Он сразу выпил кружку чаю и обтер повлажневший лоб.

— Намедни, в ночлежке, пасачи какие-то пристали: идем, мол, старик, в нашу кумпанию. Дело нехитрое: ходи да глазей, где плохо лежит…

— И ты согласился?! — Алеша с укором смотрел на Водометова.

— А чего ж… Мокрый — дождя, а нагой — разбоя не боится.

Но тут же добродушно рассмеялся:

— Не знаю, гожусь ли в разбойники, а вот в рыбаки, кажется, да…

Он бережно взял кусочек сахару. Пальцы у него были кривые и бугристые, похожие на старые желуди, а зубы редкие и шаткие. Он не грыз, а мочил и сосал сахар.

— В рыбаки б и я пошел! — признался паренек, повеселев. Его воображению представилось синее бушующее море и отважные моряки на хрупком паруснике.

Водометов похлопал собеседника по плечу.

— И впрямь, значит, рыбак рыбака видит издалека. Я-то ведь почему к безработным сунулся? Мыслишку одну заимел: дай, думаю, людям предложу артель сколотить. Корюшки да ряпушки в Неве сколько хоть…

— А на какие шиши купим сети, лодку да корзины? — деловито спросил Алеша.

— С миру по нитке — голому рубашка!

— А у меня и нитки-то нет.

— Фокус в том, чтобы ее раздобыть… Есть тут у меня один земляк, на кладбище сторожем служит. Он тоже не прочь рыбку ловить… Скажи ты, скажи он другому, пятому, — смотришь, и артель наскребем. Не так ли, рыбачок?

В это время в трактир вошел человек, сразу обративший на себя всеобщее внимание. Одет он был в пестрый рваный халат, обут в калоши из желтой резины.

Но не это вызвало к нему интерес. Человек вел на веревке старого, облезлого медведя. «Вязьма» весело зашумела:

— Ведмедь, ведмедь! Косолапый пришел!

— И никак, ученый…

— Эй, дай дорогу, отодвинь стол! Топтыгин плясать будет!

Поводырь неторопливо снял с головы ушастую меховую шапку, глубокомысленно провел ладонью по вислым усам и на всю чайную заговорил:

— Люди добрые, господа снисходительные! Посмотрите и полюбуйтесь на заграничного зверя, пойманного в каракумских песках, близ гималайского жита, на опушке индейского леса. Кличка его Бенарес-Алхисирес; росту он без малого шесть фут, а весу имеет столько, сколько у самого настоящего русского медведя. Не бойтесь его: он не питается человеческим мясом, а любит мед, хлеб, сахар, медные, а еще больше серебряные монетки…

Алеша фыркнул:

— Вот же пулю льет!

Водометов благодушно улыбался:

— А ты, паря, не суди строго. Каждый ведь хочет как-нибудь прокормиться. Пусть…

— Да ведь это же самый обыкновенный медведь. В наших лесах водится…

— Верно говоришь, самый обыкновенный, тверской аль тамбовский, равно как и сам поводырь. А только вишь ты, как рассуждает этот малый: чем чуднее, тем больше интересу, проку, — больше, значит, подадут. Вот он и старается!

В эту минуту медведь сел на задние лапы, обиженно повел своими маленькими красноватыми глазками и слегка зарычал. Кто-то кинул ему кусочек сахару, и медведь живо потянулся всей своей неуклюжей тушей к нему, но поводырь дернул за веревку:

— Ты сначала заработай…

Медведь уныло посмотрел на недосягаемый кусочек сахару и покорно приготовился слушать приказания своего хозяина.

Поводырь выхватил из-под халата бубен и ударил в него.

— Уважаемая публика! Позвольте приступить к дивертисменту укрощенного Бенарес-Алхисиреса!

Он снова звякнул бубном и обратился к смирнехонькому медведю:

— Покажи, друг мой дикий, почтенной публике свои фокусы. Гипхох-шурум-бурум, а сак-вояж ди ком-пото!

Грозно выкатив глаза, он звякал бубном, выкрикивал какую-то тарабарщину, свирепо дергал за веревку, а его четвероногий невольник показывал нехитрые номера: то становился на голову, смешно задрав свои лапы-коротышки, то приплясывал или, взяв шапку поводыря, обходил сидящих людей, собирая полушки и копейки, вместе с кусками хлеба.

Польщенный сравнительно щедрыми сборами, раскрасневшийся поводырь вдруг вскочил на табурет и, энергично размахивая бубном, завопил своим пронзительным голосом:

— А покажи, друг мой милый Бенарес-Алхисирес, как король Бова Горохович с министрами своими — Луком, Перцем, Солью да Горчицей — правит лубяным королевством и мужичками-грибами — рыжиками, опенками, маслятами, подберезовичками…

Медведь, взяв обеими лапами пустую бутылку из-под водки, раскрыл ярко-розовую зубастую пасть, изображая, что пьет.

По трактиру прокатился дружный хохот. Фома Исаич тоже прыснул.

— А покажи, друг мой Бенарес-Алхисирес, — продолжал вопить поводырь, — как добрый барин любит своих фабричных братцев-работничков и как дарит их лаской, заботами да наградными…

Медведь мотнул башкой, заревел и пошел на поводыря. В одну секунду он облапил человека, подмял его под себя, да так, что тот согнулся в три погибели.

Люди дружно били в ладоши и просили повторить «фокус».

— Умно же придумал малый, — одобрял Фома Исаич поводыря, — да только ему несдобровать, ежели народ не заступится…

И в самом деле, к поводырю подошел трактирщик и недовольным тоном сказал:

— Эй, усатый! Ты ври, да знай меру. Ляпаешь тут разное, непотребное. Зверю-то все едино, а начальство другой смысл поймет. Уходи-ка, пока беды не вышло…