Азов. За други своя - [15]

Вот пала лошадь под Космятой. Спрыгнув удачно, он тут же поймал оседланную черкесскую кобылу. А в следующий момент, под прикрытием товарищей, вернулся в строй. Чуть погодя его маневр повторил и Власий.

Уже все воины вражеского войска сидели на лошадях и мысленно готовились вступить в битву, бушующую где-то совсем рядом. Вот только увидеть врагов удавалось немногим. И никто не мог углядеть их дважды. Летели головы и шапки, падали на окровавленную траву обрубки ног и рук, валились снопами десятки тел. Словно заколдованные витязи, неуязвимые и оттого внушающие страх и лишающие сил, бились казаки в окружении неисчислимых ратей врагов.

Уже миновали вражьи полчища казаки под руководством Валуя. Прошли сами и провели лошадей, гружённых добром и оружием. И теперь уж находились в безопасности. Не желая уходить дальше, донцы собрались на опушке соседнего леска. Укрывшись за деревьями, они тревожно заглядывались на разворачивающуюся суету в стане врагов, прислушиваясь к крикам и воплям, долетавшим и сюда, на полянку, в полуверсте от битвы. Атаман с трудом удерживал казаков от безрассудного желания помочь товарищам. То один, то другой казак подскакивали к атаману, требуя отпустить его и друзей на подмогу. Валуй сжимал до белизны губы, сурово мотая головой. Опасался, что голос предаст. Он и сам бы умчался в битву, разворачивающуюся перед глазами. Но он назначен атаманом. А значит, надо думать, что делаешь. И за себя и за сотню.

Ещё раз глянув в ту сторону, Валуй скомандовал двигаться дальше. Неохотно казаки повернули коней.

День катился к вечеру. Уже ниже вершин деревьев опустилось солнце, уже воздух над окрестными полями стал гуще и запашистей, пропитываясь светлыми травяными запахами, а характерники, не замедляясь, продвигались через вражеский стан, оставляя за собой только смерть и ужас. Во вражеском войске нарастало смятение. Никто не мог понять, что же это за создание бушует в теле огромной армии. Сбесившимся клинком рубит и рубит товарищей, а сам, будто заколдованный, не поддается ни сабельному удару, ни пуле, ни стреле… С каждым казачьим ударом суеверный страх все глубже проникал в сердца даже самых твердых духом воинов. Многие, приблизившись на расстояние сабельного удара и углядев сосредоточенные лица казаков, заметив, как падают один за другим воины, ещё недавно уверенные в непобедимости, как летят в казаков стрелы, но не причиняют никакого вреда, вдруг разворачивали коней, в панике кидаясь назад, сбивая с ног других и пугая тех, кто ещё не сумел подобраться ближе.

Космята на какое-то время потерял счёт убитым врагам, и почти перестал ощущать себя самостоятельной боевой единицей. Он словно провалился в водоворот битвы, слившись с товарищами в единый многорукий организм, без начала и конца. Странно, но и устали казаки почти не чувствовали, находясь в каком-то ином то ли мире, то ли измерении, где силы безграничны, а удача постоянна. Уже в густых сумерках казаки пробились к противоположному краю вражеского стана и совершенно неожиданно для себя вдруг не увидели впереди врагов. Только в этот момент Космята, да и остальные казаки, словно вынырнув из беспамятного омута, с удивлением оглянулись на пробитую полосу из мёртвых тел, стелющуюся позади и теряющуюся там, в глубине стана. По краям её замерли сотни черкесов с оголёнными саблями и перекошенными ужасом лицами. Ни один не решался напасть на казаков.

— Уходим, — бросил Космята, пуская кобылу рысью.

Лошади послушно ускорились и, характерники, не убирая окровавленных клинков в ножны, закачались в сёдлах за атаманом. И только удалившись от вражеского стана на полверсты и углубившись в соседний лесок, Космята позволил себе ещё раз оглянуться. Позади расстилался пустынный луг, постепенно теряющий краски в наползающей темноте. Он снова поторопил лошадь, стараясь не думать вообще ни о чем. По опыту он знал, что вот-вот на них навалится отчаянная усталость, и очень трудно будет выдержать в седле наступающую ночь. Поэтому, пока ещё оставались какие-то силы и пока враги не пришли в себя, он спешил увести людей как можно дальше от вражеского лагеря.

Шумел ветер в раскачивающихся вершинах буков, дубов и ясеней, на небосвод выбралась круглая луна, осветив верхушки заваленного буреломом леса. Одиннадцать казаков, в залитых своей и чужой кровью одеждах, из последних сил удерживаясь в сёдлах, пришпоривали лошадей.

Глава 3

Нз штаба он вышел уже затемно. Казаки долго не отпускали, требуя уточнить, то количество голов в табуне, то сколько побито черкесов. Но дольше всего обсуждалось захваченное оружие. Какого и сколько… Хорошо ещё, по опыту знавший, как трепетно его товарищи относятся ко всему, связанному с ружьями, саблями, ножами и прочими орудиями для уничтожения врагов, Валуй записал себе на нескольких листках все, что удалось взять. Казаки не успокоились, пока он раза четыре не прочитал им этот список в разной последовательности. То Черкашенин поинтересуется: "А что ты там говорил про англицкие ножи", то Каторжный, заглянув через плечо, попросит ещё раз пояснить, какие взяли пищали и в каком состоянии. То Яковлев поинтересуется, куда все добро свезли.