Кремль — древняя резиденция правителей Московии, Руси, Российской империи, СССР. Сегодня Кремль — резиденция президента России, стремящаяся к традиционным образцам своей политической культуры.
Имперская сверхценность — авторитет власти, который очень быстро сменяется культом власти. Часты ситуации, когда культ есть, а ЛИЧНОСТЬ отсутствует. Отсутствие личности при наличии культа — одна из самых незамысловатых, но тщательно скрываемых тайн авторитарных режимов.
Для меня этой тайны не существовало никогда. Меня мучила иная загадка, я все время задавал себе вопрос, ответ на который ищу до сих пор: почему существует чудовищный кремлевский беспредел. Я был уверен, что ЗЛО поселилось в Кремле прежде всех правителей. И я не ошибался: Дмитрий Донской приказал уничтожить первых строителей Кремля, чтобы они никому ничего не рассказали.
Зло искало надежное убежище и нашло его за стенами Кремля.
Иногда мне казалось, что я близок к истине, но это было очередное заблуждение. Я снова погружался в мучительные раздумья.
Моя работа располагала к размышлениям. Из своих знаменитых коллег могу назвать Феликса Дзержинского. Нет, я не чекист! Я — переплетчик. Феликс Эдмундович в молодые годы тоже был переплетчиком. В Ков-но. В одном из писем к сестре Альдоне будущий председатель ВЧК писал: «Я устроился на работу в переплетную мастерскую и весьма бедствовал. Не раз текли слюнки, когда приходил на квартиру, и в нос ударял запах блинов или чего-то другого. Иногда приглашали меня рабочие поесть, но я отказывался…» Работая переплетчиком, молодой Феликс научился оформлять нелегальные документы, прятать их незаметно в переплетах книг, в рамках невинных картинок и фотографий. Паспорта, деньги партии в этих тайниках пересылались по почте.
Я переплетчик. Долгое время я переплетал тайны. Тайны подлинные и мнимые. Раскрытые и нераскрытые.
Мои заказчики хотели, чтобы тайны оставались тайнами, им казалось, что в переплетенном виде они лучше сохраняются. В душе я смеялся над своими заказчиками: они «не ведали, что творят».
Тайна в переплете — сюрприз для потомков. Приходит время, тесемочки развязываются, у тайны вырастают крылья — она вылетает в раскрытое окно… Не поймать! Тайна обретает СВОБОДУ.
Я переплетал всю макулатуру, которая не выходила за пределы Кремля. В Кремле умели превратить в тайну буквально ВСЕ — от новых, только что сочиненных первомайских лозунгов до ассортимента буфетов.
Партийные функционеры любили блеснуть мудреной цитатой из Маркса. Сошлюсь и я на классика: «Бюрократию обуревает любовь к тайнам. К тайне во всем. Поэтому верхи не знают, что творят низы. А низы, преклоняясь пред тайнами верхов, вводят их в заблуждение своими». Кажется, это из «Критики гегелевской философии права».
Карьеру кремлёвского переплётчика я начал в 1960 году, когда в Кремле был большой строительный переполох, связанный с возведением Дворца Съездов. Стройка была в разгаре. На территории Кремля можно было встретить бородатых археологов, на которых с явным подозрением поглядывала охрана. Что и говорить: время перемен, по крайней мере, так нам тогда казалось…
По пути на работу меня всякий раз поражал переход из многолюдия и грязи московских улиц в чистое пространство кремлевских площадей. Из их пустоты я неизменно попадал в теснину мертвых храмов. Их нагромождения напоминали мне скалы и горные ущелья. Наша мастерская находилась в одном из бесконечных подвалов. Здесь были слышны крики кремлевских ворон, сюда почти не доносился шум города. Мы переплетали подшивки газет поступающих в Кремль, гроссбухи хозяйственной документации, отчеты неведомых мне организаций. Все имело свой срок, объем и счет. Все это неизвестно откуда поступало и неизвестно куда исчезало. Все было «СС» — «совершенно секретно».
Пустяки приобретали таинственный смысл. Там, где его не было изначально, он появлялся поздней…
Кремль всегда казался мне местом зловещим и таинственным. И не только мне. Подобным образом отразился он в дорожном зеркале маркиза де-Кюстина — французского путешественника и писателя 19 века:
«В хаосе штукатурки, кирпича и бревен, который носит название Москва, две точки неизменно приковывают к себе взоры: это церковь Василия Блаженного и Кремль, тот Кремль, который не удалось взорвать самому Наполеону!
Я никогда не забуду дрожи ужаса, охватившего меня при первом взгляде на колыбель современной русской империи. Это не дворец, каких много, это целый город, имеющий, как говорят, милю в окружности. И город этот корень, из которого выросла Москва, есть грань между Европой и Азией. При преемниках Чингис-хана Азия в последний раз ринулась на Европу; уходя, она ударила о землю пятой — и отсюда возник Кремль.
Знаете ли вы, что такое стены Кремля? Слово «стены» вызывает в уме представление о чем-то слишком обыкновенном, слишком мизерном. Стены Кремля — это горный кряж. По сравнению с обычными крепостными оградами его валы то же, что Альпы рядом с нашими холмами. Кремль — это Монблан среди крепостей. Если б великан, именуемый Российской империей, имел сердце, я сказал бы, что Кремль — сердце этого чудовища.