Автобиография - [77]

Шрифт
Интервал

Затем я отправился к упомянутому гувернеру; тот представил меня хозяину дома как человека весьма способного, обратившего на себя в Берлине всеобщее внимание и имеющего рекомендательные письма.

Хозяин, уважавший гувернера и вообще все берлинское, пригласил меня к обеду. Выглядел я неблестяще, чувствовал себя смертельно усталым, конфузился — в общем, представлял собой довольно нелепое зрелище, и хозяин дома не знал, что обо мне подумать. Однако, полагаясь на слова гувернера и рекомендательное письмо Мендельсона, скрыл свои сомнения и предложил мне пользоваться его столом во все время пребывания в городе. Тем не менее он позвал на вечер братьев жены, сыновей Б., известного своим богатством и благотворительностью, — господа эти тоже были ученые, — чтобы они меня, как говорится, прощупали. Они пришли; мы беседовали о разных предметах из Талмуда и даже из каббалы. Я показал себя вполне посвященным в этого рода учености и даже истолковал экзаменаторам некоторые непонятные им моменты; меня признали великим знатоком. Но вскоре восхищение превратилось в неприязнь.

Шурины хозяина дома завели речь о некоем замечательном человеке из Лондона: он якобы творит чудеса посредством каббалы. Я позволил себе усомниться. Они возразили, что сами были очевидцами силы этого чудодея во время его пребывания в Гааге. Я заверил, что не сомневаюсь в их свидетельстве, но подозреваю лондонского каббалиста в обмане; мне как философу трудно верить во всемогущество практической каббалы. Дивные дива, представленные совершенными с ее помощью, на деле, вероятнее всего, могут быть объяснены естественными законами, если не ловкостью рук: надо только смотреть внимательней. Мои слова были объявлены ересью.

После ужина мне предложили, как это принято у евреев, произнести благословение над вином. Я отказался от такой чести, присовокупив, что причина не в стыдливости или ложной скромности — в Польше мне как раввину часто доводилась выступать публично, да и сейчас я готов к научным лекциям перед сколь угодно многочисленной аудиторией, — а в моих убеждениях. Тут уж братья хозяйской жены совершенно вышли из себя: стали честить меня проклятым еретиком и говорить, что терпеть такого в еврейском доме грешно. Сам же хозяин — отнюдь не философ, но человек просвещенный — убеждал их, что познания и способности важней набожности. Тотчас после ужина гости в негодовании удалились, а все их старания удалить меня из дома оказались напрасными. Я провел тут почти девять месяцев, не зная горя, хоть и тяготился одиночеством и бездельем. Не могу обойти молчанием одно событие, замечательное в психологическом и моральном отношении.

Не зная, чем себя занять, я временами впадал в меланхолию. Не раз мне в голову приходила мысль покончить с жизнью, избавиться от нее, как от тяжкой ноши. Но лишь доходило до дела, как жизнелюбие одерживало верх.

Однажды я сильно выпил: был праздник Амана [257], в такой день для еврея это естественно. Возвращаясь домой вдоль канала, я вдруг сообразил, что здесь особенно удобно осуществить замысленное, и сказал себе: «Жизнь мне в тягость; пока я катаюсь словно сыр в масле, но что будет потом? Как стану кормиться, ни к чему не годный? Давным-давно приняв хладнокровное решение — решись наконец его исполнить, ведь только трусость мешала тебе сделать это раньше. Один шаг — и все кончено».

Верхняя часть моего туловища, послушная велению души, склонилась над каналом, готовая броситься в него. Вероятно, она полагалась на разумность нижней части, и не напрасно: некоторое время я стоял, согнувшись в пояснице, будто кланяюсь воде, а потом рассмеялся и положил конец трагикомической сцене. Промедление нижней части туловища спасло меня. Я подумал: «Нынешний достаток реален, будущие лишения предположительны», — и отправился домой.

Здесь я должен привести еще один забавный эпизод. В Гааге жила женщина лет сорока пяти, учительница французского языка, некогда бывшая красавицей. Как-то раз она пришла, представилась и сказала, что испытывает неодолимую тягу к научным беседам, почему и просит разрешения посещать меня, надеясь притом на ответные визиты. Я охотно принял предложение; вскоре наши отношения стали дружескими. Мы говорили о философии, об изящных искусствах и т. п.

В то время я был еще женат; госпожа эта ничем, кроме своей страсти к учености, меня не интересовала — так что с моей стороны беседами дело и ограничилось бы, но она, вдовевшая уже много лет, обуреваема была иными порывами, которые выражала самым романтическим образом. Мне сделалось неловко и смешно.

Я никогда не думал, что кто-то может в меня влюбиться. Ее слова и взоры казались мне нарочитыми. Она же все явственней обнаруживала свои чувства, нередко впадала среди беседы в задумчивость и даже начинала тихонько плакать.

Однажды речь у нас зашла о любви. Я откровенно признался, что могу полюбить женщину лишь за ее женские свойства: красоту, привлекательность, миловидность; талант, ученость, познания достойны в этом случае лишь уважения, но никак не любви. Она в ответ приводила теоретические и практические (из французских романов) доказательства ошибочности моих взглядов, но я твердо стоял на своем, а когда заметил, что она собирается заплакать, начал прощаться. Она, проводив меня до двери, схватила мою руку и не хотела отпускать. На прямой вопрос, что с нею, она сказала дрожащим голосом и со слезами на глазах: «Я люблю вас».


Рекомендуем почитать
Джованна I. Пути провидения

Повествование описывает жизнь Джованны I, которая в течение полувека поддерживала благосостояние и стабильность королевства Неаполя. Сие повествование является продуктом скрупулезного исследования документов, заметок, писем 13-15 веков, гарантирующих подлинность исторических событий и описываемых в них мельчайших подробностей, дабы имя мудрой королевы Неаполя вошло в историю так, как оно того и заслуживает. Книга является историко-приключенческим романом, но кроме описания захватывающих событий, присущих этому жанру, можно найти элементы философии, детектива, мистики, приправленные тонким юмором автора, оживляющим историческую аккуратность и расширяющим круг потенциальных читателей. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.


Философия, порно и котики

Джессика Стоядинович, она же Стоя — актриса (более известная ролями в фильмах для взрослых, но ее актерская карьера не ограничивается съемками в порно), колумнистка (Стоя пишет для Esquire, The New York Times, Vice, Playboy, The Guardian, The Verge и других изданий). «Философия, порно и котики» — сборник эссе Стои, в которых она задается вопросами о состоянии порноиндустрии, положении женщины в современном обществе, своей жизни и отношениях с родителями и друзьями, о том, как секс, увиденный на экране, влияет на наши представления о нем в реальной жизни — и о многом другом.


КРЕМЛенальное чтиво, или Невероятные приключения Сергея Соколова, флибустьера из «Атолла»

Сергей Соколов – бывший руководитель службы безопасности Бориса Березовского, одна из самых загадочных фигур российского информационного пространства. Его услугами пользовался Кремль, а созданное им агентство «Атолл» является первой в новейшей истории России частной спецслужбой. Он – тот самый хвост, который виляет собакой. Зачем Борису Березовскому понадобилась Нобелевская премия мира? Как «зачищался» компромат на будущего президента страны? Как развалилось дело о «прослушке» высших руководителей страны? Почему мама Рэмбо Жаклин Сталлоне навсегда полюбила Россию на даче Горбачева? Об этом и других эпизодах из блистательной и правдивой одиссеи Сергея Соколова изящно, в лучших традициях Ильфа, Петрова и Гомера рассказывает автор книги, журналист Вадим Пестряков.


В погоне за ускользающим светом. Как грядущая смерть изменила мою жизнь

Юджин О’Келли, 53-летний руководитель североамериканского отделения KPMG, одной из крупнейших аудиторских компаний мира, был счастливчиком: блестящая карьера, замечательная семья, успех и достаток. День 24 мая 2005 года стал для него переломным: неожиданно обнаруженный рак мозга в терминальной стадии сократил перспективы его жизни до трех месяцев. Шесть дней спустя Юджин начал новую жизнь, которую многие годы откладывал на будущее. Он спланировал ее так, как и подобает топ-менеджеру его ранга: провел аудит прошлого, пересмотрел приоритеты, выполнил полный реинжиниринг жизненных бизнес-процессов и разработал подробный бизнес-план с учетом новых горизонтов планирования с целью сделать последние дни лучшими в жизни. «В погоне за ускользающим светом» – дневник мучительного расставания успешного и незаурядного человека с горячо любимым миром; вдохновенная, страстная и бесконечно мудрая книга о поиске смысла жизни и обращении к истинным ценностям перед лицом близкой смерти.


Прибалтийский излом (1918–1919). Август Винниг у колыбели эстонской и латышской государственности

Впервые выходящие на русском языке воспоминания Августа Виннига повествуют о событиях в Прибалтике на исходе Первой мировой войны. Автор внес немалый личный вклад в появление на карте мира Эстонии и Латвии, хотя и руководствовался при этом интересами Германии. Его книга позволяет составить представление о событиях, положенных в основу эстонских и латышских национальных мифов, пестуемых уже столетие. Рассчитана как на специалистов, так и на широкий круг интересующихся историей постимперских пространств.


Серафим Саровский

Впервые в серии «Жизнь замечательных людей» выходит жизнеописание одного из величайших святых Русской православной церкви — преподобного Серафима Саровского. Его народное почитание еще при жизни достигло неимоверных высот, почитание подвижника в современном мире поразительно — иконы старца не редкость в католических и протестантских храмах по всему миру. Об авторе книги можно по праву сказать: «Он продлил земную жизнь святого Серафима». Именно его исследования поставили точку в давнем споре историков — в каком году родился Прохор Мошнин, в монашестве Серафим.