Австралийские рассказы - [49]

— Зачем вы сделали это? — спросила я.

— Чтобы стражник Кэйси получил нашивку, — засмеялся он.

— Стражник Кэйси? Не понимаю.

— Скоро поймешь, — сказал он.

И мне пришлось удовлетвориться этим. Кто был этот человек, с губ которого так легко слетали приказания и взгляда которого невозможно было ослушаться, я не знала. Я чувствовала только, что доброта прорывалась сквозь его суровость, как песня птицы сквозь бурю.

— Эй, ты! — обратился он к низенькому. — Знаешь, что сейчас делается в доме Уезерли?

Матрос отвернулся и не ответил.

— А ты? — спросил он высокого.

— Нет, — сказал тот. — Где это?

— Врете оба! — сказал незнакомец. — Они живут под Рейнджем.

— А что там делается? — вмешалась я.

— Хоронят покойницу, — ответил он, переводя взгляд с одной распростертой фигуры на другую и кивая головой.

— Какое несчастье! — воскликнула я. — Бедная миссис Уезерли! Когда она умерла?

— Вчера.

— Она была еще полна сил.

— Ей встретился кое-кто посильнее.

— Кто — смерть?

— Смерть и два дьявола, — он заскрежетал зубами.

Я с удивлением посмотрела на него:

— Два дьявола? О чем вы говорите?

Низенький лежал на боку и поглядывал на незнакомца, как побитая собака на хозяина. Незнакомец пнул его ногой.

— Говори! — сказал он. — Кто из вас ее убил?

— Не я! — застонал матрос. — Это бандиты из зарослей.

— Лжешь! — изумленно крикнул незнакомец, как как будто он не поверил своим ушам. — Мы никогда… — он вдруг остановился, взглянул на меня и понял, что выдал себя с головой.

— Вот оно что, — прошептала я; он отвернулся.

Теперь я все поняла, но почему-то он совсем не показался мне страшным.

— Я хотел скрыть это, — сказал он. — Как-то вырвалось. Раз уж идет худая молва — ничего не поделаешь.

У него был очень удрученный вид, и мне стало его жаль. Какой-то ангельский порыв подтолкнул меня, я подошла к незнакомцу, поднялась на цыпочки и поцеловала его.

— Господи! — сказал он, и его чудесные глаза сверкнули. — Уже столько лет…

Он понизил голос и продолжал, как бы говоря сам с собой:

— Ну и что же? Она всего лишь ребенок.

— Этот вечер превратил меня в женщину.

— Нет, нет! Ты ребенок. Ни одна женщина не поступила бы, как ты. Но когда-нибудь ты станешь женщиной. Тогда ты будешь целовать только губами, не сердцем, — и обманешь сердце, которое полюбит тебя.

Прошло несколько минут, прежде чем он опять заговорил.

— В загоне я видал лошадь. Приведи ее сюда. Тебе надо будет кое-куда съездить.

И когда Салли стояла у крыльца и я была уже в седле, он продолжал:

— Поезжай к Стонтонам, Кэйси у них. Скажи ему, — он тихо засмеялся, — тот, кто одолжил у него коня около Уезерборда, ждет здесь, чтобы украсить его за это нашивкой. Возвращайся вместе с Кэйси.

Я повернула Салли и хотела сразу же ехать.

— Подожди, еще одно слово. Ты хочешь, чтобы я был убит? Или стражник Кэйси?

— Конечно, нет! Как вы можете спрашивать?

— Не верю я женщинам, — возразил он, — с тех пор как повстречались мне иуды в юбках.

— Испытайте меня, — сказала я. — Как я могу предать вас? Вы столько для меня сделали!

— Когда вы с Кэйси подъедете к мосту, крикни: «Куу-иии!» Я постерегу здесь этих тварей; а как ты крикнешь, исчезну.

Салли тронулась, и с порога, где стоял незнакомец, освещенный лампой из комнаты, послышалось:

— Прощай, девочка!

— Прощайте! Я буду помнить вас всегда!

Плакал кроншнеп, и незнакомец рассмеялся, словно хотел облегчить разлуку. Но потом еще долго мне делалось грустно при воспоминании о глубокой скорби, вложенной природой в плач кроншнепа и отозвавшейся тогда в голосе человека. Казалось, и птица и человек оплакивают горькую утрату.

Я скакала по тропинке, которая вела напрямик через гору и спускалась к речке. Копыта Салли прогремели по дощатому мосту и выбили искры из булыжника на другой стороне. Там, где тропинка кружилась в зарослях дикого хмеля, я опустила поводья. В скрэбе[8] лошадь сама немного замедлила ход, ей не понравились хлесткие удары упругих веток. Вот и вторая речка, вместо камней для перехода здесь белеют бычьи черепа. Расплескивая воду, Салли выбралась на берег и в несколько прыжков одолела высокий склон. Еще миля — и я оказалась у бревенчатого забора Стонтонов, сквозь деревья виднелись ярко освещенные окна. Вскоре до меня донеслись звуки концертино и веселые голоса.

Я привязала Салли у ворот и вошла в дом. Несколько парочек кружились в танце. Уже на пороге я почувствовала себя очень неловко, а от веселой музыки, когда я шла, мне казалось, что ноги у меня еле волочатся по полу.

Мэри Стонтон танцевала со стражником Кэйси. Она была очень красивая и очень бледная, и, проплывая мимо меня, она едва соизволила меня заметить. Стражник Кэйси был футов шести ростом, у него были волнистые волосы, от которых женщины приходят в восторг. При каждом повороте на его груди сверкали металлические пуговицы. Танец кончился, и Кэйси оказался рядом со мной. Я дотронулась до его руки.

— Мистер Кэйси!

— Здравствуй, Кэрри! — подчеркнуто вежливо заметила Мэри. — Как ты поздно!

— Я не танцевать, Мэри, я к мистеру Кэйси.

— Ах, мне следовало бы догадаться, — она рассмеялась и с насмешкой поглядела на мое платье, забрызганное при переезде через речку.