В годы Великой Отечественной войны он воевал смело и умело. На его счету 164 боевых вылета и пять сбитых немецких самолетов. Первый боевой вылет он выполнил 22 июня 1941 г., а заключительный – 11 мая 1945 г.
В конце войны подполковник Пстыго командовал 893-м штурмовым авиационным полком. И.И. Пстыго единственный летчик-штурмовик, награжденный семью орденами Боевого Красного Знамени. Он прошел по всем ступеням летной службы от летчика до заместителя Главкома ВВС. Долгое время Пстыго возглавлял Центральную инспекцию безопасности полетов авиации Вооруженных сил СССР.
Некоторые факты из его летной биографии: стаж летной работы 42 года; освоил 52 типа самолетов; общий налет 7000 часов; летную работу закончил в возрасте 62 года. Будучи летающим заместителем Главкома ВВС участвовал в испытаниях самолетов МиГ-21 и МиГ-23.
О том, что есть такой генерал, я узнал, когда И.И. Пстыго командовал 16-й ВА. Звание Героя Советского Союза он получил после войны, но за военные заслуги.
Историю о том, как Пстыго стал заместителем Главкома ВВС по боевой подготовке, я поведал в предыдущем очерке (см. "АиК" № 6/2015 г.). Когда я узнал о его назначении на эту должность вместо Катрича, сразу же навел справки о том, что это за человек. Кстати, в это время к нам в Центр на должность зама по методической работе был назначен один генерал, который служил под его знаменами в Германии. По его характеристике Пстыго был самодуром и грубияном, который не стеснялся в присутствии подчиненных не просто отчитать, а буквально смешать с грязью уважаемого генерала. Я, естественно, приуныл, так как с замом по боевой подготовке мне приходилось очень часто общаться. А если он будет со мной вести себя по-хамски, я, конечно, отвечу и получу на свою голову массу неприятностей.
Когда Пстыго занял новую должность, я как раз привез в боевую подготовку план НИР на следующий год. Прибыв в штаб, пошел прямо к нему в кабинет. Вошел, представился, доложил, что привез на утверждение план НИР. Жду его реакции и внезапно слышу: "Не буду делать вид, что знаю, что это такое. Сейчас идите к начальникам боевых подготовок родов авиации, они все рассмотрят со знанием дела, а я подпишу. А потом приеду к вам, вы меня введете в курс исследовательской работы, и тогда буду принимать самостоятельные решения". Причем все было сказано самым доброжелательным тоном.
У меня отлегло от сердца. От первого знакомства впечатление осталось самое благоприятное. Забегая вперед, скажу, что и дальше, при частых общениях с маршалом, я ни разу не слышал от него ни одного грубого слова. Более того, тогда как все нижестоящие генералы звали меня на "ты", он до самого нашего расставания держался вежливого обращения. Я задумывался, почему он так изменил манеру своего поведения, если "в строю" был самодуром. Думаю, потому, что в строю нужно было воспитывать подчиненных, а по неписаным правилам того времени командир должен быть "волевым", то есть грубым и хамоватым, а в высшем штабе ВВС приходилось выглядеть интеллигентом.
Через какой-то небольшой промежуток времени состоялась военно-научная конференция ВВС. И.И. Пстыго руководил секцией боевой подготовки. И здесь он вел себя вполне достойно. Внимательно, не перебивая, слушал докладчиков (в отличие от Кутахова). Когда обсуждали решение секции, соблюдал полную демократичность, а когда решение приняли, выбрали редакционную группу, которая должна была придать решению грамотный вид, кто-то из зала бросил реплику: "Только пусть они от себя ничего не добавляют!" Пстыго изобразил на лице удивление и сказал: "По-моему, это дело элементарной порядочности". В общем, и тут я убедился, что он совсем не тот самодур, каким его представил мой сослуживец.
При очередной встрече Пстыго вдруг мне говорит: "Вот я подумал, почему у всех замов Главкома в подчинении институты, а у меня Центр. По- моему, вам тоже нужно придать статус института". Я осторожно заметил: "Название можно и оставить, а вот структуру нужно изменить, сделав несколько управлений. Ведь сейчас у меня в непосредственном подчинении находится 15 отделов самых разных направлений: и летных, и нелетных. Это полное игнорирование элементарной военной администрации". Пстыго сразу согласился со мной и сказал, что будет ставить вопрос перед Главкомом об изменении структуры и увеличении численности. При этом я добавил, что формирование штатной структуры ни в коем случае нельзя давать на откуп кадровикам. Структуру сформировать должны мы сами. И с этим он безоговорочно согласился. Забегая вперед, скажу, что он добился решения Главкома по этому вопросу. Главком даже назвал дополнительную численность 300 человек. Мы были в полном восторге и немедленно приступили к работе. Я взял себе в помощники одного из своих исследователей, имеющего опыт организационной работы, Марка Ошерова, и работа закипела. Но завершить ее так и не удалось. Только мы завершили первый вариант, как стало известно, что 300 человек не дадут. Дали значительно меньше. Мы все переделали в соответствии с ней, но и этого количества не нашлось. Последний вариант – 30 человек, но и этого не получили. Кстати, когда я привез в штаб первый вариант, мне сказали, что его хочет посмотреть начальник штаба ВВС маршал Силантьев. Когда я ему его доложил, он сказал: "Теоретически все хорошо и правильно. Однако есть одно "но": у вас здесь фигурирует три управления, а это значит, – три генерала. Никто такой вариант не утвердит. Сейчас Пстыго остыл, и больше мы к этому вопросу не возвращались". Правда, через некоторое время Пстыго приехал к нам и во время обеда в столовой дал некоторое объяснение о необходимости создания отдела. Он сказал, что главная причина в том, что наши аэродинамические корифеи пишут книги по аэродинамике так, что понять их летчику просто невозможно. И добавил: "Я как-то сказал Пышнову: "Владимир Сергеевич, я имею некоторое математическое образование. Простенький интеграл и сейчас могу взять, но твоих книг по аэродинамике не понимаю. Где же их понять рядовому летчику?!". Затем примирительно сказал: "Вот этот отдел и нужен, чтобы писать пособия по аэродинамике, понятные летчику".