19 мая 1940 г. я тоже вышел из тюрьмы с синей бумажкой (своеобразный пропуск) и с устным предупреждением: ничего не разглашать. Итак, 22 месяца я был в заключении и подвергался репрессивным методам воздействия. Спрашивается, а за что?
В Москве меня восстановили в армии. Втихую комиссар школы возвратил из рук в руки партбилет. Мне выдали денежное пособие и даже семейную путевку на курорт в Ялту.
Когда я явился в Управление кадров ВВС, то в это время начальником его был генерал-майор Белов. Он принял меня весьма черство. Ну, думаю, добра не жди. Он ведь тоже был слушателем Липецкой школы, но имел тогда майора, а я – полковника. Так оно и получилось. Я получил назначение в Белорусский военный округ инспектором авиаполка.
Прибыв в полк, базировавшийся в Бобруйске, я зашел в кабинет командира полка. Из-за стола поднялся майор и представился мне: "Товарищ полковник, командир полка майор Ершов". В ответ я представился: "Товарищ майор, полковник Бокун прибыл в Ваше распоряжение для дальнейшего прохождения службы". После напряженной паузы майор Ершов, задав несколько вопросов, предложил устраиваться и денек отдохнуть.
Согласно "Наставлению по производству полетов" положено было командиру полка сделать со мной контрольный полет на двухместном самолете. Однако он доверился мне, как бывшему командиру эскадрильи школы, а я, в свою очередь, переоценил свои способности и после двухлетнего перерыва решил самостоятельно сделать полет на самолете И-15 ("Чайка"). Полет по кругу я сделал, а вот расчет на посадку я сразу сделать не смог. Для этого мне пришлось совершить шесть заходов. И все же я сел далеко влево от старта. Зарулил, вышел из кабины смущенно и ушел домой. Вечером решил подать рапорт об отстранении меня от полетов. Но, проспав ночь, наутро я решил попробовать еще раз свои возможности. В первом же помете я почувствовал себя в своей тарелке. Я сделал сразу несколько полетов, не допустив грубых отклонений. Этим я утвердил себя как летчик и понял, что еще летать могу и летать неплохо.
Вскоре меня вызвал в Минск, в штаб ВВС округа, заместитель командующего ВВС генерал-майор т. Игнатьев. Первый вопрос: "Кто Вас заслал к нам на эту должность?" Отвечаю: "Видимо, отдел кадров ВВС". Тут он мне напомнил о том, что он меня знает и помнит как своего инструктора в серпуховской школе воздушного боя с 1925 г. Не вдаваясь в долгий разговор, он предложил мне зайти к нему через два дня. Через два дня я зашел, и он мне сообщил о том, что звонил в Москву по вопросу переназначения меня, и ему ответили, чтобы я был переназначен в этом же округе по усмотрению командующего ВВС округа. Я получил новое назначение в Оршу инспектором 43-й авиадивизии.
В дивизию, я помню, прибыл в вечернее время. Зашел в столовую поужинать. В зале для руководящего состава я сел за свободный стол и заказал себе ужин. Напротив, за другим столом, сидели генерал-майор и полковник. Вижу, что генерал как-то весело посматривает на меня и улыбается. Затем он предложил мне пересесть к нему, указав официантке подать заказ на его стол. Генерал спрашивает меня: "Вы, как видно, не узнаете меня?" Отвечаю: "Признаюсь, не узнаю". "А если я напомню такой эпизод: когда вы на самолете Р-5 в большой ветер заруливали на старт, а я, курсант Захаров, сопровождая вас. переусердствовал и за крыло развернул самолет на "пятачок. ("пятачком" называли в то время место на аэродроме, где во время полетов находились инструкторы и курсанты, ожидающие своей очереди летать. Там же находился врач, туда же привозили еду.) Там вы меня отругали и отправили на левый фланг".
Припоминаю и только сейчас извиняюсь. После ужина генерал Захаров, как командир дивизии, сказал мне: "Завтра в 9.00 зайдите ко мне в кабине"/ Бокун ошибается. Захаров Георгий Нефедович воинское звание "генерал-майор авиации" получил в годы войны 1941-1945 гг.) Я явился и получил от командира дивизии такое распоряжение: приступить к выполнению своих обязанностей, а как их выполнять, не мне, мол, вас учить. Вот в таком духе мы и дальше взаимодействовали при исполнении служебных обязанностей.
Недолго мне пришлось поработать в этой дивизии. По телеграфному вызову мне приказано было явиться в Москву лично к начальнику ВВС тов. Рычагову. 2 февраля 1941 г. я представился ему. Он задал мне вопрос: "Кто вас направил в строевую часть, когда мы нуждаемся больше в школьных руководителях?" А потом говорит: "Вы будете назначены начальником Борисоглебской школы". И я поехал по назначению в Борисоглебск, а семья осталась в Минске – детям нужно было закончить учебный год.
22 июня 1941 года грянула война.
Прослушав по радио выступление Молотова, я собрал офицерский состав и, не дожидаясь распоряжения командования, вскрыл мобилизационный план и разъяснил особенности его выполнения. На второй день я выслал свою служебную автомашину ЗИС-101, снабдив шофера охранными документами с заданием взять в Минске мою семью и привезти в Борисоглебск. Через три дня автомашина возвратилась без семьи. Шофер доложил, что с трудом доехал до Орши, а дальше его не пустила комендатура. На девятый день войны, не получая никаких распоряжений из Москвы, я решил лететь на самолете УТ-2 в Орел, где был расположен штаб ВВС округа, которому я подчинялся в оперативном отношении. Я хотел получить служебные указания и просить командующего разрешить мне слетать в Минск за семьей.
