Серебристые самолеты приближались и вскоре оказались на высоте примерно тысячью метрами ниже той, которую имели Хартман и его ведомые. Американцы не заметили над собой немцев и принялись плавно циркулировать, держась выше русских истребителей прикрытия. Эрих летел со стороны солнца, имея преимущество по высоте, что было идеальным для неожиданного удара. Русские и американцы нааорняка заняты созерцанием друг друга и ослабили свою бдительность. Момент критический для всего боя. Эрих передал команду своим: -Сделаем только один заход через строй Мустангов, затем сквозь русское прикрытие и далее вниз, через строй бомбардировщиков-.
Разогнавшись на полной мощности, Мессершмитты с ревом ринулись на ничего не подозревающие Мустанги. Истребитель Эриха дал короткую очередь, и последний в американской группе ужо никогда не узнает, что послужило причиной его гибели. Мустанг неожиданно затрясся, управление самолетом нарушилось, он перевернулся, задымил и развалился. Сделав небольшой доворот, Хартман направил свой истребитель к другому Мустангу и дал очередь по двигателю Р-51. Не успел еще прогреметь звук залпа, как самолет американского летчика задрал нос и, совершив переворот, стал падать почти рядом с пикирующим Мессером Хартмана. Мустанг сильно дымил, из-под его капота вырывались ярко-красные языки пламени, он начал терять куски своей конструкции, устремился к земле.
Между тем Мессер Эриха с кровоточащим сердцем и надписью «КАРАЙЯ!» на борту, летел, ревя мотором и вибрируя от огромной скорости, сквозь истребители русского прикрытия. Стрелять по ним на такой скорости он но стал, нет шансов попасть в маленький истребитель. Но вот цоли покрупнее – Бостоны. Размеры их быстро растут. Кнопки ведения огня нажаты и от одного из Бостонов веером отлетели какие-то куски. -Попал! Попал! Да, но но сбил! – пронеслось в голове Эриха. Теперь вниз сквозь строй бомбардировщиков и умопомрачительный выход из пике. Навалившаяся тяжесть обескровила мозг, в глазах потемнело на короткое время. Но вот перегрузка спала, самолет выравнен. Теперь можно посмотреть, что там за хвостом. Ведомый не отстал. А где остальные? Эрих пошарил по небу глазами и заметил еще одну пару самолетов, резко снижающуюся сквозь русско-американское формирование. Еще один Мустанг падает, объятый пламенем, но его пилот успел выпрыгнуть, и в небо появился белый купол парашюта с черной фигуркой летчика под ним. Завершив атаку, немецкие истребители понеслись прочь, не заметные сверху за счет своего камуфляжа.
Оглянувшись снова, Эрих обнаружил неожиданную развязку своей молниеносной атаки – русские истребители сцепились с американцами! Пока Эрих атаковал, русские следили не за ним, а за Мустангами и поэтому решили, что на них напали американцы. Пилоты бомбардировщиков начали паниковать и освобождаться от груза бомб впустую, над полями, которые покрылись разрывами бомб. Их задание выполнено уже не будет! А стычка истребителей разгоралась. Три Яка падало охваченных пламенем, один из Мустангов необычно медленно шел в южном направлении, извергая шлейф дыма. Эрих едва верил своим глазам, даже головой затряс. «Наверное, русские и американцы, как союзники, не очень-то доверяют друг другу» – подумал он, смеясь от души, направляя свой Мессер домой, на базу.
Больше боев Хартмана с Мустангами но было. Близкое окончание войны было очевидным и неминуемым. Союзники наверняка знали, что победа будет на их стороне. Их ВВС, очень многочисленные, полные самоуверенности и самодовольства. почти без опаски бороздили небо Европы в поисках очередной жертвы, чтобы ее тут же уничтожить. Поэтому время от времени они теряли бдительность и становились жертвами Хартмана и других немецких асов.
После войны сам Хартман так писал о необходимой бдительности в воздушном бою, основываясь на своем личном опыте: -В порядке самоанализа, за весь период от моей первой учебной атаки до последнего боевого вылета 8 мая 1945 года, могу утверждать, что я никогда не зевал в полете. Признаюсь, каждый раз перед полетом, мне было нехорошо от того, что в этот момент у меня не было уверенности а своем преимуществе над любым другим пилотом. В полете меня мутило, но только до того мгновения, когда я распознавал своего врага. С этого момента мной овладевало ощущение абсолютного превосходства. Находясь в воздухе, я старался избегать влияния фактора неизвестности. Мое отношение к облакам и солнцу было и как к союзникам, и как к врагам. Теперь я не сомневаюсь, что 80% сбитых мною летчиков противника не знали, где я и откуда по ним открывают огонь. Все мои воздушные бои были скоротечны и просты по схеме. Но при этом фактор внезапности срабатывал у меня наиболее эффективно. Получалось так, что я обнаруживал вражеский самолет гораздо раньше, чем он мог заметить меня. Тут дело даже не в опыте или искусстве. Здесь дело скорее в каком-то врожденном преимуществе. Моим правилом воздушного боя было: -Пилот, первым заметивший противника, уже наполовину победил-. (В 1971 году Эрих Хартман писал Вилли Мессершмитту, поздравляя его с 75-летием: Без Вашего «стодевятого» мои успехи были бы невозможны-. – прим. пер.).
