Звонкий голос робота вызывал головную боль, но это было терпимое неудобство по сравнению с тем, которое доставили ему на Аайе. К головной боли он за время своего пребывания под следствием уже привык, как привык к тем преступлениям, которые ему приписывали, но в которых он так и не сознался. Сейчас все эмоции снова были у него под контролем, события последних месяцев подернулись дымкой нереальности.
Всё, кроме одного.
Он вновь взглянул на фотографию, которую когда-то сделал сам, пробуя запечатлеть Теда в летучий момент их единственного совместного пребывания в карантинном боксе учебной санчасти на первом курсе, когда Тейлор в одних трусах (душ, жара) склонился над гитарой, зажав зубами сигарету (абсолютно запрещено в помещениях), сосредоточенно подбирая по памяти аккорды к песне. Слова ее Уоррен забыл, но мелодия зазвучала сейчас у него в голове отчетливо и ясно. Волосы Теда были вьющимися и мокрыми, одна из прядей свисала вперед, и когда он поднимал глаза, этот завиток выглядел сбоку ненормально длинными и густыми ресницами. Уоррену все никак не удавалось перенести эту ненормальность на бумагу, это сводило с ума.
Уоррен бережно вернул фотографию в бумажник, положил его в левый карман, в правый засунул ручку, а потом еще с полминуты рассеянно вертел в руках исчерканную бумажную салфетку.
Недавно открытая в себе способность писать стихи его немного удивляла. Видимо, в частных случаях атропин вызывает какое-то необратимое изменение в хрусталике, с которым ему предстоит научиться жить заново. Рифмы пока еще плохо поддавались, но он знал, что это вопрос времени. Тед Тейлор — тоже вопрос времени.
Он скомкал бумажку и скормил ее маленькому мусорному контейнеру в изножье ложемента. Потом откинул спинку назад и пристегнул ремни. Лайнер вошел в атмосферу и, сбросив скорость, заходил на посадку над Мумбаи-Пять, Нейтральные Территории, космодром Виктор-Сити. Уоррен, справившись со спазмом в виске, нарушившим безупречное в остальном самочувствие, посмотрел в иллюминатор на свою новую жизнь.
Жизнь без гражданства.
