Арина - [53]

XIV

Костричкин никак не мог вспомнить, куда положил расческу. Ведь каких-нибудь три минуты назад он стоял перед зеркалом и скреб ею оставшиеся лишь на затылке да висках редкие волосы, а теперь вот выворачивал все карманы в пиджаке и брюках, но расчески нигде не было. Костричкин хотел уже уходить на работу без расчески, да, случайно кинув взгляд на телефонный столик, вдруг обнаружил ее там. И, странное дело, ничуть не обрадовался, потому как не помнил, чтобы клал расческу туда. В другое время ее вполне могла взять Анна Григорьевна, а потом положить, бывало, что она иногда пользовалась его расческой. Но сейчас это отпадало, жена уже которые сутки вела себя так, будто Костричкин ей был чужой. Так и не разгадав, почему все-таки расческа оказалась на телефонном столике, он с досады чертыхнулся и захлопнул дверь квартиры.

Едва он вышел из подъезда, миновал высоченную арку, где даже в самую лютую жару всегда гулял ветер, ни с того ни с сего у него задергался левый глаз. Костричкин закрыл его ладонью и, растерянный, остановился. Не зная что делать, он не двигался с места, пока какая-то старушка, видно, слабая зрением, невзначай не толкнула его в бок фанерным ящиком, который тащила на спине. Тут Костричкин словно бы очнулся, свернул на сквер и, зайдя за кусты, стал осторожно поглаживать левый глаз, подумывая о том, не стоит ли ему вернуться домой и выпить валерьянки.

В это время где-то совсем рядом грозным трубным басом гавкнула собака, и Костричкин от неожиданности испугался, присел и в ту же минуту ощутил затылком горячее собачье дыхание, а затем увидел на своей груди черные когтистые лапы. Он в страхе крикнул «Спаси-и-ите!..», но крик вышел никудышный, почти застрял в горле, и наружу вырвалось лишь немощное хрипенье, которое сейчас же заглушил повелительный женский голос: «Дэзи, ко мне!» Собака молнией шарахнулась от него назад, но он, обернувшись, все-таки успел увидеть, что это огромный черный дог, который в несколько прыжков оказался на другой стороне сквера и скрылся за деревьями. Костричкин решил бежать за собакой и устроить хозяйке скандал. Он уже стал пересекать сквер, но на полпути вдруг обнаружил, что левый глаз перестал дергаться. Забыв сразу о черном доге и его хозяйке, повеселевший Костричкин свернул на тротуар и зашагал к остановке.

В автобусе, не зная еще толком, чему он больше рад, то ли тому, что не покусала его собака, то ли тому, что прошел нервный тик, Костричкин с улыбкой поглядывал на молчаливо сосредоточенных пассажиров, какими они бывают в утренние часы перед началом работы, и не мог понять, отчего это им сейчас не весело. Его душевное состояние так разнилось с настроением всех остальных, что одна молодая женщина, передавая ему пятачок, почти с открытой неприязнью сказала:

— Эй, гражданин слишком веселый, передайте на билет.

Костричкин, особо не вникая в смысл сказанных слов и в тон ее голоса, машинально сунул пятачок в руку высокого парня, что стоял поближе к кассе, и стал протискиваться к выходу, продолжая все так же улыбаться. Но когда он увидел из автобуса широкие окна парикмахерской, сердце само по себе, вопреки его воле, зачастило не в меру. Умом Костричкин понимал, что тревога эта пустая, как мыльный пузырь, который ткни пальцем — и нет ничего. Ведь последние дни он жестоко томил свою голову, разные варианты обдумывал, а вывод получался всегда один: нечего ему опасаться. Правда, на днях Костричкина испугала еще Зоя, которая вдруг выскочила из борозды и выставила его из квартиры. Это вкупе с выходкой Воронцовой могло его и с бедой повенчать. Но наутро, едва жена ушла на работу, он позвонил Зое и быстро залатал свою оплошку. И пускай та говорила натянуто, с явной обидой, но трубку все же не бросила, не грозила, что брить его в кабинете откажется. Вот и выходило: при умной голове не страшна паника сердца.

С этими мыслями Костричкин сошел с автобуса и без спешки, а напротив, с неторопливостью большого начальника направился к парикмахерской. У ее дверей он с минуту постоял, по-хозяйски придирчиво посмотрел на вывеску, будто искал в ней ошибки, и нарочито медленно поднялся по ступеням.

Несмотря на ранний час, все стулья в прихожей были заняты клиентами, которые с той же унылой отрешенностью, что и люди в автобусе, молча смотрели перед собой и вроде ничего не различали. Кассирша Валя тоже сидела тихо, склонившись над книжкой, и Костричкин увидел в окошечко только ее гладкий лоб и светлые пышные волосы. Напуская на себя важную задумчивость, он пересек прихожую, вошел в зал, где все мастера были заняты с клиентами, и, ни к кому в отдельности не обращаясь, сказал свое обычное:

— Здравствуйте все!..

— Рады вас видеть в полном здравии!.. — метнулся ему навстречу Глеб Романович, заранее протягивая руку.

Остальные мастера с ним тоже поздоровались, но все по-разному. Кто сказал «Доброе утро!», кто слегка поклонился. Выглядевшая букой Зоя молча кивнула. И лишь Катя Воронцова, как ему показалось, сегодня вела себя еще более независимо, даже головы не повернула в его сторону, с усердием подстригала какого-то седовласого старика.