Архитектор его величества - [6]

Первое русское поселение мы увидели на реке Неве, на острове, называемом Ореховым[6]. Теперь я уже ведаю и могу рассказать тебе, что на больших русских торговых путях подобные поселения есть почти у каждого волока, а волоками на Руси называют места, где корабли приходится перетаскивать по суше либо из-за речных порогов, либо из верховьев одной реки в верховья другой. В таких поселениях можно переночевать, нанять гребцов, рулевых, работников для перетаскивания кораблей, купить мелочи, необходимые в пути. Перетаскивают корабли по суше так: легкие челны переносят на плечах, а большие ладьи разгружают, подкладывают катки и тащат веревками при помощи огромного ворота. За пользование катками и воротом взимается определенная плата.

Почти в каждом таком поселении есть маленькая церковь, которая, как правило, посвящена Николаю, епископу Мирликийскому, и выглядит как высокая изба с крестом наверху и парою потрескавшихся и закопченных икон внутри. Если тебе не приходилось слышать слово «изба», то уточняю, что на Руси так называются простые одноэтажные деревянные дома с двухскатными крышами.

Есть в сих поселениях и небольшие обнесенные частоколом военные посты для защиты от разбойников, которых, говорят, здесь множество. К счастью, рядом с вооруженными до зубов Арнульфом и русскими послами рассказы о зверствах разбойников звучат не столь душераздирающе, к тому же врагов государственного правопорядка и христианского спокойствия хватает и в нашей богоспасаемой Германии, где такие посты против разбойников тоже расставлены едва ли не по всем торговым дорогам, как речным, так и сухопутным. На Руси, кстати, сухопутных торговых дорог почти нет, если не считать так называемых зимников — санных путей по льду замерзших рек. Посуху же проложены только тропы, по которым могут передвигаться войска.

От Орехового острова начинается земля Новгорода, одного из старейших и крупнейших русских городов. Многоопытный Ратибор предложил всем сразу не сходить на берег на сем острове, пока он сам не разузнает у торговцев, что нового произошло на Руси в его отсутствие. Вернулся он весьма взволнованным.

Дело в том, что в городах сей страны большое значение имеют собрания именитых горожан, называющиеся труднопроизносимым словом «вече». Прав у вече много, иногда они даже могут изгнать князя и пригласить другого. В Новгороде такое происходит особенно часто, ибо город управляется сходно с нашими северными купеческими республиками в Гамбурге, Бремене и Любеке: князь является лишь верховным воеводой и судьей. Неудивительно, что в неспокойные времена междоусобных войн новгородские князья только за последнюю четверть века сменились не менее пятнадцати раз.

Так вот, Ратибору на Ореховом острове рассказали, что правивший в Новгороде князь Мстислав, сын Георгия Долгорукого, был недели две назад изгнан, и на его место приглашен Святослав, сын враждебного Долгорукому Ростислава Мстиславича, князя Смоленского. Русские княжеские имена большим разнообразием не отличаются, поэтому позволь обратить твое внимание, что Ростислав является младшим братом того самого Изяслава, с которым Георгий много лет воевал за Киев. А Смоленск — большой город на западе Руси, где Ростислав княжит уже лет тридцать.

Услышав про смену власти в Новгороде, я предложил сразу плыть обратно, ибо существовал большой риск, что новый князь и горожане не пропустят через город послов к своему врагу Георгию Владимировичу. Обратил я внимание своих спутников и на то, что известно множество случаев, когда враждебные правители силой задерживали архитекторов и прочих мастеров, заставляя работать на себя. Но рыцарь Арнульф из Кесарии упрекнул меня в трусости, счел, что народный гнев быстро проходит, новый князь прибудет в Новгород не ранее чем через пару недель, и убедил русских послов продолжать путь, делая вид, что мы являемся не послами, а обычными купцами. Я возразил, что сие еще более опасно, ибо если обман раскроется, то мы утратим защиту императорских посольских грамот. Но меня, к сожалению, не послушали.

Арнульф снял свой великолепный тамплиерский белый плащ с красным крестом и спрятал в сундук. Я тоже был вынужден положить в сундук свое аббатское облачение. Мы купили на торгу простую дорожную одежду, наняли купеческую речную ладью с восемью гребцами и рулевым, перегрузили туда всю нашу поклажу и продолжили путь. В сей ладье нет таких удобных кают, как на морском корабле, и твоему брату во Христе пришлось ночевать на простой деревянной лавке, терпя неудобства с достойным христианина смирением. Пища тоже стало гораздо проще: если в Восточном море на корабле был немалый запас разнообразной еды и нам подавались изысканные блюда, которые мы запивали прекрасным баварским пивом, то сейчас наш удел — вода, сухари, каша и соленья. Впрочем, благопроводимый пост угоден Господу, и я не вправе роптать.

Во время перегрузки поклажи к нам подошел богато одетый человек в высокой шапке, сопровождаемый двумя воинами, о чем-то спросил, Арнульф и Прокопий ему что-то тихо сказали и дали какие-то деньги. Тот кивнул и удалился вместе с воинами. Прокопий потом объяснил мне, что это был княжеский чиновник, обязанность которого — взимание торговой пошлины, и что существуют два обычая пересечения русской границы: первый — с предъявлением товаров и сопроводительных грамот, второй — без предъявления. В первом случае пошлина велика и платится в княжескую казну, во втором — гораздо меньше и платится чиновнику, производящему досмотр. И если во времена Ярослава Мудрого и Владимира Мономаха чиновники чаще всего боялись брать неправедную мзду, то сейчас, когда правители меняются едва ли не каждый год, никто ничего не боится. Разумеется, если бы мы могли предъявить посольские грамоты, то вообще ничего не платили бы, но в итоге все обошлось небольшими деньгами русскому чиновнику с Орехового острова, поставленному беречь границу государства и пополнять казну.