Архитектор его величества - [56]
Устремленности храма вверх, являющейся отличительной чертой здешних церковных зданий, я достиг посредством не только общей башнеобразности, но и сочетания высокой средней главы и четырех малых. Общая высота храма — сорок семь локтей[113], и Улеб заметил, что в Киеве и Новгороде Софийские соборы ниже. С северной стороны к храму примыкает терем Феодора, куда я сделал переход из лестничной башни, ведущей на хоры собора[114]. А чтобы горожане лучше ощущали торжественность входа в храм, я устроил притворы со всех сторон, кроме алтарной. Надо ли говорить, сколь величаво смотрится сей изящный и стройный пятиглавый собор, стоящий на высокой горе и видный даже за несколько миль от города?
Брат Северин с учениками украсил владимирский собор различными изваяниями не хуже, чем церкви в Боголюбове. Своды покрыли свинцом, а купола — медью, как на боголюбовских храмах. Все пять куполов в ближайшем времени должны быть позолочены, храм украсят фресками, иконами и богатой церковной утварью, на сводах будут поставлены золоченые флюгеры и кубки: украшение кубками как символами Святого Грааля предложил Феодор.
Для сих работ Андрей Георгиевич пригласил мастеров из Византии и Палестины, и их прибытие ожидалось примерно через месяц после освящения собора и моего отъезда на родину. А когда все работы внутри храма будут окончены, туда поставят икону Девы Марии, привезенную Андреем Георгиевичем пять лет назад из Вышгорода, и Грааль, если к тому времени он будет с Божией помощью найден.
Освящали владимирский собор владыки Феодор и Рудольф. Последний не владеет русским языком, поэтому они с Феодором пели по-гречески, а иногда, поскольку оказалось, что его преосвященство фон Татцинген греческий канон знает не полностью, переходили на латынь. Я ведал, насколько совершенно Феодор владеет латынью, но никак не ожидал, что он в таком же совершенстве знает наше латинское богослужение.
Мне показалось, что князь Андрей хочет сделать владимирский храм символом объединения всех противоборствующих церковных сил, ибо был приглашен и Леон. Но византиец не приехал: видимо, не захотел служить вместе с Феодором и католическим епископом. Я, как обычно, сослуживал владыкам среди владимирских священников второй степени. Должен сказать, брат мой во Христе, что я, находясь в первом ряду вместе с протопопами, не раз слышал позади себя что-то вроде: «Негоже честным православным служить вместе с латинянами». Но сей ропот, благодарение Господу, был тих и робок.
Торжества были весьма пышными, пиры длились несколько дней, народу раздавали брагу из княжеских запасов. Андрей по заветам Господним пожертвовал на храм десятую часть доходов с княжеских стад и владимирского торга, а также огромные земельные угодья.
В один из дней торжеств князь спросил меня, какую награду я хотел бы получить. Я ответил, что являюсь скромным аббатом, выполняющим императорский указ, и никакая награда мне не нужна, кроме теплых христианских слов. Попросил я наградить своих помощников, прежде всего Улеба Хотовича. Тогда Андрей пожаловал мне плащ со своего плеча: здесь такая награда считается весьма почетной, хотя сам по себе красный княжеский плащ оказался гораздо скромнее того, что мне когда-то подарил переяславский наместник Гордята Ставич. А Улеб был пожалован в дворяне и получил право носить меч: я не мог сдержать улыбки, когда он вечером пришел ко мне в мастерскую и на радостях стал упражняться в фехтовании. Кроме дворянства он получил деньги и землю под строительство дома в Боголюбове. Другие строители тоже были пожалованы и деньгами, и землею.
А через пару дней после окончания торжеств я пришел к князю попрощаться и получить охранные грамоты для обратной дороги в нашу богоспасаемую Священную Римскую империю. Дорога через Новгород обещала быть спокойной, ибо незадолго до того новгородский князь Святослав Ростиславич был изгнан — думаю, не без участия Андрея Георгиевича, ибо горожанами был приглашен княжить племянник Андрея, Мстислав. Но выяснилось, что мне предстоит ехать не через Новгород, а через Киев. Вот как это было.
На моей прощальной аудиенции у князя присутствовали Феодор, Вышата Никифорович и Анбал Ясин, который зовется княжеским ключником и является кем-то вроде чиновника для особых поручений. Князь Андрей обнял меня и троекратно поцеловал, сказал мне много теплых слов, а потом высказал просьбу: по дороге домой проехать через Киев, дабы помочь ключнику Анбалу и графу Вифлеемскому найти купца Радко Хотеновича.
Я осмелился задать Андрею Георгиевичу вопрос, почему возникла такая необходимость искать в Киеве иуду Радко, о котором я уже, откровенно говоря, и думать забыл, и чем могу помочь я. Князь Андрей любезно ответил мне, что при смене власти в Новгороде была захвачена казна Святослава Ростиславича, и в ней нашлись все конфискованные императорские дары, в том числе великолепные оплечья, за которые суздальский князь попросил меня передать особую благодарность его величеству
