Архитектор его величества - [55]
Расскажу тебе на сию тему еще одну любопытную историю: на следующий день после приезда посольства князь Андрей давал пир, все послы, разумеется, были приглашены, и возник вопрос: как сажать приехавших послов за княжеский стол? И где теперь сажать меня, учитывая мое графское достоинство? Князь принял воистину соломоново решение: предоставил всем иноземцам почетные места совсем недалеко от себя и предложил рассесться в том порядке, в котором мы сами сочтем нужным. Я предложил занять первое среди нас место епископу Рудольфу, ибо он выше в церковном чине. Рудольф любезно возразил, что поскольку сей пир не церковный, а мирской, то я должен сидеть выше, ибо являюсь графом, а он — лишь бароном. Такой же разговор у епископа произошел с графом Генрихом Вифлеемским, и в итоге мы сели согласно не небесной, а земной иерархии: первым я — милостью Божией граф Священной Римской империи, потом Генрих Вифлеемский — граф Иерусалимского королевства, потом его преосвященство, потом двое молодых рыцарей Храма. Впрочем, как говорил мой покойный отец Карл фон Розенау, дай Бог, чтобы в жизни не было более серьезных трудностей, чем размещение гостей на пиру.
Обязан я поведать тебе, моему духовнику, и о том, что ночами ко мне часто приходит образ белокурой Любомилы — той самой новоторжской блудницы. Я прилагаю все усилия для того, чтобы не быть уловленным в коварные сети, расставляемые нам женщинами, и по завету Господа нашего изгоняю сии наваждения врага рода человеческого неусыпными молитвами и постом. Но все же молю тебя, любезный мой архипастырь, об отпущении мне сего невольного греха впадения в соблазн.
Сие письмо передаст тебе княжеский гонец, он же привезет в Империю отчеты, подготовленные епископом Рудольфом фон Татцингеном и графом Генрихом Вифлеемским. Насколько я мог понять, его преосвященство отчитывается перед его высокопреосвященством архиепископом Трирским, а граф — перед великим магистром ордена тамплиеров.
Еще раз выражаю глубочайшую благодарность и его императорскому величеству, и тебе, высокопреосвященный архиепископ Конрад, за высокую честь пожалования графом Священной Римской империи, членом Рейхстага и настоятелем имперского аббатства. Благодать Божия да пребудет навеки с тобою и всеми нашими братьями во Христе. Аминь.
Искренне твой раб Христов Готлиб-Иоганн
ПИСЬМО ТРИНАДЦАТОЕ
[номер по описи Венской библиотеки: XII-34-5836/В-XIII]
ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННОМУ СИЯТЕЛЬСТВУ КОНРАДУ, АРХИЕПИСКОПУ ВОРМССКОМУ, В МИРУ ГРАФУ ФОН ШТАЙНБАХУ, ОТ ГОТЛИБА-ИОГАННА, В МИРУ ГРАФА ФОН РОЗЕНАУ, БОЖИЕЙ МИЛОСТЬЮ ЧЛЕНА РЕЙХСТАГА И НАСТОЯТЕЛЯ ИМПЕРСКОГО АББАТСТВА НИДЕРМЮНСТЕР В РЕГЕНСБУРГЕ
ПИСАНО В ГОРОДЕ КИЕВЕ В ПЯТЫЙ ДЕНЬ АВГУСТА 1160 ГОДА ОТ Р. X.
Вот и закончилась моя работа на Руси. Я боялся, что придется здесь задержаться, как это в свое время получилось в Палестине, когда король Фульк и королева Мелисенда не хотели меня отпускать, пока не будет полностью окончен собор в Тире. Помню, тогда мне стоило большого труда объяснить им, что собор может достроить и мой помощник и что первейшее дело архитектора — расчеты, чертежи и общее устройство строительных работ, а не наблюдение за каждым камнем.
Но я тебе писал в предыдущем письме[108], что князь Андрей Георгиевич обещал отпустить меня на родину сразу после освящения владимирского городского собора. И свое обещание князь сдержал.
Владимирскую крепость с Золотыми и Серебряными воротами, крепость и дворец в Боголюбове достроят и без меня. А возведение городского собора в Ростове и вовсе задержалось на неопределенное время, ибо Леон все еще там и покидать Суздальскую землю вроде не собирается. Чертежи сего храма я тем не менее сделал и отдал своему помощнику Улебу Хотовичу на хранение до лучших времен.
В июне сего года было завершено строительство собора во Владимире[109]. Не буду говорить, что сей собор прекрасен: это было бы проявлением гордыни, противной христианской скромности. Выскажу лишь неоспоримую истину, что таких храмов никто и нигде не строил.
Несмотря на то, что собор имеет внутри не четыре столпа, а шесть, он получился почти кубическим, а если смотреть с запада или востока, то даже вытянутым кверху. Размеры по сравнению с боголюбовскими храмами я увеличил весьма значительно: сторона куба — в среднем почти тридцать локтей[110], внутренний диаметр барабана — девять локтей[111]. В сем состоял некоторый риск, ибо, внимательно изучив белый камень, я понял, что Савва Нажирович не зря строил гораздо меньшие храмы: зимою на Руси сильные морозы часто сменяются оттепелями, и белый камень впитывает влагу и размораживается, то есть по надежности уступает плинфе. Но я не мог не увеличить размеры собора: в противном случае было бы непонятно, зачем вообще понадобился на Руси архитектор его величества.
При смыкании большого купола собора я по примеру легендарных архитекторов древности стоял под ним, дабы в случае обрушения погибнуть вместе со своим творением. Впрочем, я был уверен в своих расчетах, к тому же храмы обычно падают, упаси Боже, либо гораздо раньше — при начале возведения сводов, либо гораздо позже — через несколько лет, а то десятилетий, когда начинают свое разрушительное воздействие посылаемые Господом дожди, морозы, снега, пожары и молнии
