Архитектор его величества - [53]

За дверью послышались удаляющиеся шаги, и все надолго стихло. Я уже стал беспокоиться, что мой план не удался, но вот засов отодвинулся, дверь скрипнула, и внутрь избы вошел молодой воин. Впрочем, его воинскую принадлежность выдавал лишь боевой топор, ибо одет он был как обычный крестьянин. В одной руке он держал топор, в другой — факел, через плечо была перекинута рубаха. Он воткнул факел в земляной пол, протянул мне рубаху и сказал, чтобы я снял крест.

Но план мой состоял отнюдь не в том, чтобы быть казненным без креста, зато в рубахе. План мой состоял в том, чтобы начать с сим стражником торговаться и тем усыпить его осторожность, да простит мне Господь вынужденный грех использования Святого Креста как средства торговли. Я сказал воину, что сия рубаха никуда не годится, что в ней будет стыдно предстать перед судом и чтобы он принес другую. Тот рассмеялся и высказался по поводу «алчности немецких нехристей, даже на краю могилы думающих не о душе, а о вещах». Присел на корточки, положил топор рядом с собою, развернул рубаху и стал мне показывать, как она якобы хороша и в ней не стыдно предстать не только перед воеводой, а и перед самим Господом.

Мне только этого и надо было. Я схватил топор настолько быстро, что стражник даже не успел встать с корточек. Грозно взмахнул оружием, дабы показать, что я им искусно владею, — а после плотничанья во Пскове я владею топором и впрямь искусно, тем более что русские боевые топоры мало чем отличаются от плотницких. Потом повелел воину снять одежду. Тот повиновался. Я связал воина его поясом, заткнул ему рот его же исподним, надел и принесенную им рубаху, и всю его одежду, которая, хвала Господу, мне более-менее подошла. Оставил стражника лежать на полу и вышел наружу, неся топор на плече.

Стояла глубокая ночь, в Городке было пустынно. Из боковой улицы вышел какой-то воин, но лишь приветственно махнул рукой, увидев в свете луны мой силуэт с боевым топором: видимо, принял за кого-то из своих. Я направился к пристани, она тоже была пуста. Выбрав небольшой челн, я отплыл. Веслами после путешествия из Новгорода во Псков я владел столь же мастерски, сколь топором.

Куда мне было плыть? Я не сомневался, что уже через полчаса-час меня хватятся и за мною будут гнаться все воины Городка на Саре, а возможно, и Ростова. Поэтому двигаться вверх по Саре было бесполезно, да я и не смог бы в одиночку, без пищи, подняться против течения даже до ближайшего волока. Но когда мы отплывали из Боголюбова, Фрол рассказывал, что река Сара впадает в озеро Неро с юга, а с севера из него вытекает Которосль, при впадении которой в Волгу находится город Ярославль[106]. И я решил попробовать доплыть до Ярославля, благо при плавании вниз по реке я мог не напрягать сил. С ярославским наместником я как-то встречался в княжеском дворце и даже вспомнил, что его имя Курьян.

И я вывел челн в озеро Неро и поплыл вдоль его восточного берега, противоположного тому, на котором стоит Ростов. Но начало светать, и я понял, что как только начнется преследование, я окажусь виден на сем озере как на ладони. Тогда я сошел на берег, затопил челн, дабы преследователи не нашли место моей высадки, и пошел сквозь болота и заросли на север. Я решил пройти берегом озера до истока Которосли и там построить плот, благо у меня был топор.

Целый день я брел по берегу озера, ежеминутно рискуя быть поглощенным болотной жижею. Достигнув истока большой реки, я призвал на помощь все свое плотницкое искусство и сделал из нескольких стволов деревьев плот, для чего прорубил настолько точные пазы в продольных и поперечных бревнах, что они плотно соединились даже сухими, а уж когда размокли в воде, то и вовсе встали намертво. По краям плота я воткнул множество веток, дабы замаскировать его хотя бы от невнимательных взглядов. И ночами я аккуратно, не производя никакого шума, плыл по течению Которосли, а днем отсиживался на берегу, тщательно спрятав свой плот в зарослях. Несколько раз сквозь листву я видел военные ладьи, несколько раз — купеческие, но решил не рисковать и не выдавать себя даже купцам.

Чем я все это время питался — Бог весть. Собирал ягоды, жевал траву, лопухи, шишки, даже с глубочайшим омерзением попробовал есть жуков. Наверное, более опытный путешественник, имея топор, соорудил бы какие-нибудь силки на птиц и мелких зверей, но я этого не умел. Слава милосердному Господу, хоть комары меня не очень донимали, ибо бесконечные болота, столь любимые сими кровососами, сменились глухими лесами, где комаров меньше. Да и одежды у меня было достаточно для защиты от насекомых.

Один раз, когда я днем отдыхал на опушке леса, из-за деревьев показался медведь. Благодарение Святой Деве, я в это время не спал и сразу его заметил. Я слышал еще от псковича Клима, что летом хищники, как правило, на людей не нападают, но все же вскочил на ноги и поднял над головой топор. Медведь некоторое время глядел на меня, потом исчез в чаще. Правда, потом ярославский наместник Курьян объяснил, что меня спасло то, что я поднял топор и оказался гораздо выше медведя: это пугает сих зверей, а то он вполне мог бы напасть, тем паче если где-нибудь неподалеку были медвежата.