Апостол свободы - [8]

Вмешательство Гины поставило хаджи Василия в щекотливое положение. Он уже не мог обходиться без Васила. Ему ничего не оставалось, как тянуть время, что он и делал весьма искусно. Он заверил сестру и племянника, что не забыл своего обещания и что пошлет Васила в Россию как только сможет, однако племянник должен принять постриг и стать монахом. Условие было новым, но не совсем неожиданным. Быть служкой пожилого монаха означало проходить период послушничества, и доступ к верхним ступеням церковной иерархии был открыт только тем, кто по прошествии этого периода давал монашеский обет. Состоялся семейный совет, и предложение хаджи Василия было найдено резонным. Сам Васил не возражал. Предложение дяди не привело его в восторг, но ему не оставалось иного выбора. Он наверняка понимал, что новое предложение хаджи Василия — не что иное, как хитрый маневр, цель которого — подрезать крылья племяннику, чтобы навсегда удержать его в клетке. Он также знал, что если откажется от предложения хаджи Василия и пойдет своей дорогой, ему придется навсегда проститься с мечтой получить высшее образование в России или где бы то ни было. Если же он станет монахом, то с течением времени дружные усилия всей семьи заставят хаджи Василия выполнить обещание.

Васил уже умел рассуждать здраво, а теперь быстро учился искусству обдуманного риска. Он взвесил ситуацию хладнокровно и беспристрастно и принял условия хаджи Василия. Дядя пришел в восхищение и поспешно начал нужные приготовления. На радостях он пригласил не только родню, но и всех друзей и соседей семьи на церемонию и обед, которым собирался отпраздновать это событие. Церемония состоится в монастыре св. Спаса в Сопоте, отец Кирилл, представитель Рильского монастыря в Карлово, будет крестным отцом, а Васил примет при постриге имя Игнатия — в честь крестного отца самого хаджи Василия.

Хаджи Василий радостно суетился, готовясь к великому дню; Васил же хладнокровно хранил полное самообладание. Что бы он ни испытывал, в поведении его не было заметно религиозного экстаза, приличествующего человеку, готовому посвятить себя богу. По свидетельству его двоюродного брата, Васила Караиванова, он вел себя как человек, примирившийся с обстоятельствами. Был конец декабря 1858 года. Семья собралась в монастыре в ожидании вечерни, во время которой должен был совершиться постриг. После вечерни хаджи Василий выразил желание выкурить кальян. Васил послушно достал табак и начал набивать трубку. Двоюродный брат помогал ему, и наливая воду в табак, спросил: «Ты в самом деле хочешь стать монахом?». Ответ Васила прозвучал хладнокровно, сдержанно и без капли энтузиазма: «Ничего не поделаешь. Кто ест монастырский хлеб, тому некуда деваться.»[13]

Позже тем же вечером, в присутствии многочисленных друзей и родни, Васил трижды ответил утвердительно на ритуальные вопросы отца Кирилла: «Желаешь ли ты по своей доброй воле стать монахом? Отрекаешься ли от мира? Обещаешь ли хранить целомудрие, отказаться от мирских благ и жить в святой обители?». Затем, исполняя символическую часть ритуала, отец Кирилл срезал у Васила с головы прядь волос, которые с этого дня ему предстояло отращивать — служители восточно-православной церкви не стригут волос. Принявшего постриг монаха торжественно облачили в подобающие его сану одежды, каждая из которых имела символическое значение, и нарекли новым именем. Васил стал Игнатием.

Когда все окончилось, гости уселись за богатую трапезу, устроенную хаджи Василием, а на следующий день вернулись в Карлово. Вместе с ними уехали хаджи Василий и отец Игнатий. Как и прежде, они поселились в метохе св. Богородицы. Через год Карлово посетил пловдивский митрополит, и хаджи Василий был удостоен звания архимандрита, а Игнатий стал дьяконом.

В глазах церкви Васил Иванов Кунчев перестал существовать. Он был мертв для мира. Его место занял отец Игнатий. Однако на деле перемена была чисто номинальной. В церкви молодой дьякон, стройный, с золотистыми волосами, в черной рясе, неземной красоты голосом пел псалмы, привлекая к себе сердца прихожан. Однако стоило ему выйти за порог пропахшей ладаном церкви, он снова становился спокойным и уравновешенным парнем, служкой и конюхом старого скряги, которого юность и таланты Васила интересовали лишь постольку, поскольку он мог извлекать из них выгоду.

Дьякон Игнатий не боялся работы, делал, что скажут, и был готов вынести все, даже душевную пытку, изобретенную хаджи Василием, — он надеялся, что его терпение принесет желанные плоды, и усердно выполнял свои обязанности перед церковью и хаджи Василием. Позднее отец Кирилл вспоминал: «Мой духовный сын был в то время тихим, смирным, благонравным; кажется мне, что он был и боязлив. Когда мы сделали его дьяконом, у него еще борода не росла».

Однако среди тех, кто знал Васила, нашелся человек, которому удалось проникнуть за маску спокойствия и увидеть истину, скрытую от остальных. Этим человеком был Райно Попович, который с горячностью утверждал, что единственное, к чему Игнатий совершенно не пригоден, — это быть слугой божьим.[14]