Апостол свободы - [7]

Ничего, не известно о том, что думал и чувствовал по этому поводу сам Васил. По обычаям того времени, молодой человек должен был подчиняться воле старшего родственника, и какое-то время он так и делал. Возможно, он был даже рад новой возможности продолжать учение, потому что еще не сделал определенного выбора; у него была лишь сильная тяга к знаниям да неясное стремление служить своему порабощенному и угнетенному народу. Он был сыном своего времени, продуктом века высоких стремлений и незапятнанного патриотизма нации, лишь недавно вступившей в пору зрелости и стремящейся добиться того, что ей полагается по праву. Дети этого поколения, так же, как их отцы и деды, были взращены на героических рассказах, звучавших за запертыми дверями у горящих очагов — о богатырях, побеждавших чудовищ и тиранов; о Марко-королевиче и его крылатом коне; о народных мстителях — легендарных гайдуцких воеводах, которые в годы унижений хранили народную честь. Они тоже мечтали, как мечтают все дети, что будут побеждать драконов и турок, однако, в отличие от предыдущих поколений, росли в мире, где можно было испытать свои силы и встретить опасность не только в горах, но и в повседневной жизни. Ход событий вывел в первые ряды народной армии писателя, учителя и священника и превратил их повседневный труд в крестовый поход, в высший акт патриотизма. Если священник читал литургию на языке, который паства могла понимать, ему грозило тюремное заточение. Молодые люди, которым удалось получить какое-то образование, с радостью меняли перспективы доходной торговли или собственного дела на нищенскую и тяжелую жизнь учителя. В великой борьбе за восстановление болгарского национального самосознания несложная задача, как научить детей чтению и письму на родном языке, приобретала размеры подвига, который мог стоить человеку жизни.

Большинство из тех, кто знал Васила в этот период, говорит о нем как о тихом и примерном ученике. Хаджи Господин Славов, один из видных жителей Стара-Загоры, описывает его «смиренным и благочестивым», а товарищ по школе Пенчо Хаджиславов говорит, что он был «застенчив как девушка, быстр как серна и пел как соловей». Однако это была лишь одна сторона его характера, заметная с первого взгляда. Другому товарищу го школе, Минчо, удалось увидеть Васила в ином свете, когда обстоятельства требовали отваги и решительных действий. Однажды летним днем Васил с друзьями отправились за город собирать черешню и наткнулись на двух турок, которые пытались изнасиловать мать и дочь, возвращавшихся с поля. Товарищи Васила побоялись вмешаться и повернули обратно к городу, но Васил схватил коромысло, на котором женщины несли корзины, и прогнал турок прочь, а затем проводил женщин до дома[11].

Васил взялся за ученье с большой охотой и прилежанием. На выпускном экзамене, который, по болгарской традиции, проводился в торжественной обстановке, в присутствии почетных гостей, он показал себя первым учеником. Хаджи Василий считал успехи племянника своей личной заслугой. Прослезившись от радости и умиления, он во всеуслышание объявил, что пошлет Васила учиться в Россию. Это была блестящая перспектива, ибо ученье в России было пределом мечтаний любого юноши. Василу это обещание показалось, вероятно, достойной наградой за годы служения дяде; возбужденный и радостный, летом 1858 года он вместе с хаджи Василием вернулся в Карлово.

К сожалению, хаджи Василий не был образцом бескорыстного служителя церкви. Он был готов использовать племянника в своих интересах и купаться в лучах его славы, однако поплатиться чем-либо взамен не собирался. Даже в Стара-Загоре хаджи Василий ревниво следил за тем, чтобы ученье не мешало Василу выполнять его основные обязанности — собирать милостыню и продавать полученное подаяние; племяннику нередко приходилось пропускать занятия, чтобы сопровождать дядю в фуражирных экспедициях по окрестным селам. Васил с философским спокойствием терпел свое положение, а по возвращении в Карлово стал брать уроки арифметики, поскольку чувствовал, что в знаниях по этому предмету у него есть пробелы.[12] Хаджи Василий не спешил с выполнением обещания, и жизнь текла по старому руслу: Васил пел в хоре и занимался унизительным побирушничеством, храня почтительное молчание в ожидание того дня, когда дядя сам заговорит о поездке в Россию. Однако хаджи Василий и не собирался посылать племянника куда-либо; его весьма устраивал послушный и старательный служка, и он не хотел с ним расстаться.

Васил не питал иллюзий относительно характера своего дяди. Его острый и проницательный ум легко угадывал суть людских характеров и житейских положений; он все яснее понимал, что для хаджи Василия он скорее слуга, нежели послушник, и это возмущало его сильно развитое чувство человеческого достоинства. Однако он был готов терпеть, ибо не кто иной, как дядя, каким бы он ни был, держал в руках ключи к вратам знания. Время шло, хаджи Василий, казалось, забыл о своем обещании, и Васила стало одолевать нетерпение. С дядей он по-прежнему был почтителен, но поделился своими сомнениями с матерью и попросил у нее совета. Гина нашла, что положение сына в самом деле далеко не удовлетворительно. Васил служит дяде уже шесть лет, не получая никакой платы, и она считала, что сын более чем отработал полученное им образование. Ему исполнился двадцать один год, он уже не ребенок и нельзя требовать, чтобы он трудился бесплатно. Хаджи Василий должен по меньшей мере определить ему какое-то жалование, и если Василу неудобно говорить об этом, то поговорит она.