Апостол свободы - [113]

Затем Левский описывает свои попытки встретиться с Общим и предостеречь его от нападения на почту и продолжает:

«Вот почему вы сами причина тому, что сейчас дрожите от страха и даже для меня у вас не найдется места, чтобы я мог приехать в ваш город и взять все, что там есть, потому что Д.О. знает всех вас! И раз вы в подозрении, то должны все взять и передать, как сказано выше. А наперед дерзайте! Тот, кто в тюрьме, — в тюрьме, но остальные должны помнить, что давали клятву. Кто не исполнит клятву, которую дал на святом Евангелии, т. е. поклялся своей верой и честью, тот самый низкий и гнусный человек на свете! Лучше сто лет честных мук, чем преступить свою честь и свою веру! Завтра придет день, и такому скажут: ты не честен, ты не Болгарин, ты солгал на Евангелии! Разве вы не клялись, что будете исполнять устав? А теперь, когда братья попали в тюрьму и может быть их сошлют на каторгу, помогаете ли вы, как написано в уставе, что каждый из товарищей должен помочь тому, кто попал в беду!»[238].

Далее Левский объясняет, почему он не предпринял попытки освободить заключенных в Софии, и наконец, как будто взрыв негодования облегчил ему душу, говорит о будущем, о необходимости ускорить сроки восстания и добыть необходимые средства. Он дает указания, которые уже получили остальные комитеты, и назначает Ловеч окружным центром — спокойно и деловито, как он и писал обычно свои письма.

Он послал это письмо с Сирковым и стал ждать новостей. Наконец он решил, что должен ехать в Ловеч сам, несмотря на опасность. Нужно взять архивы и вернуть средства комитета; нужно разоблачить предателя или предателей и наказать их; нужно успокоить испуганных людей и заново вселить в них бодрость; нужно создать новый окружной центр. Совесть не позволяла Левскому уехать из Болгарии прежде, чем он перевяжет все раны, ибо в его отсутствие организация может истечь кровью. В своих отношениях с людьми он мог быть мягок и внимателен, но когда речь шла о долге, был непоколебим до фанатизма. Называя устав «святым» и заявляя, что лучше сотню лет терпеть честные муки, чем преступить свою честь и веру, он не говорил цветистые слова, — он просто выражал свои чувства. Ничто не могло отклонить его от выполнения дела, которое он считал своим долгом. Опасности, пытки и смерть бледнели перед необходимостью сдержать свою клятву. Он был готов зайти так далеко, как понадобится, чтобы добиться справедливости, — что он уже доказал в конфликте с Общим, — и теперь был готов дать Крыстю возможность оправдаться по обвинению куда более тяжкому. Но если поп Крыстю виновен, то долг Левского — сохранить дисциплину и защитить организацию; по этому вопросу никаких компромиссов быть не может.

Приближалось рождество. Колядники ходили от дома к дому, в каждой семье готовились встречать большой праздник традиционными обрядами; вечером на святки не забывали украсить и домашнюю скотину: коровам и овцам увешивали рога яблоками, завернутыми в фольгу, и кормили их особо выпеченными хлебцами. Пол в гостевой комнате застилали соломой, устраивая подобие яслей, где родился Христос, и вся семья садилась за обрядовый ужин, которым заканчивались долгие рождественские посты. В день рождества семья разговеется мясом специально откормленной к празднику свиньи, и начнется веселье.

Не обращая внимания на царившее повсюду праздничное настроение, Левский в самый день рождества выехал в Ловеч, хорошо понимая, что едет не в Вифлеем, а в сады Гефсиманские. Улицы Ловеча были непривычно пусты и безлюдны; в воздухе носились вкусные запахи, торговые ряды были закрыты. Болгары разошлись по домам, а турки сидели в душных цирюльнях и кофейнях, посасывая трубки.

Никем не замеченный, Левский пробирался по улицам на встречу с немногими сохранившими верность делу друзьями. Он хорошо понимал, что от комитета мало что осталось, что некому взять на себя руководство им или работу по его восстановлению, и что помочь этой беде пока нечем. Все его внимание было сосредоточено сейчас на Крыстю, и хотя все умоляли его избегать встречи с ним, Левский настаивал на своем: «Если бы сама природа восстала против меня, то и она не помешала бы мне встретиться с ним! Я хочу его видеть; я хочу знать, чем он будет оправдываться, как будет смотреть мне в глаза… Он отвечает передо мной, и перед вами, и перед всем Болгарским народом. Я не хочу быть черной душой в глазах народа, не хочу, чтобы меня обвиняли потомки…»[239].

Ни один из современников Левского не оставил точных сведений о том, что он делал, или хотел сделать, в Ловече. Это — одна из недостающих частей головоломки. Накануне приезда Левского поп Крыстю постоянно спрашивал о нем, необычно горячо интересовался его планами и местонахождением; на вопросы удивленных членов комитета он пояснял, что должен сказать Левскому нечто тайное и важное. Наиболее надежные источники утверждают, что когда Левский, наконец, приехал, он не смог повидаться с Крыстю, потому что дом последнего охраняли вооруженные турки. Некоторые современники предполагают, что Левский написал Крыстю и назначил ему свидание за городом, но по сей день не обнаружено документов, которые безоговорочно подтвердили бы это предположение или отвергли бы его.