Апостол Павел - [66]
В Коринфе некоторые «хвалились», полагая, что у них были на то основания. Другие искали новых наставников мысли — естественная реакция в обществе, где все зиждилось на власти иерархии, где главенство знатных лиц привычным образом утверждалось абсолютно над всеми, кто зависел от них: клиентами[870], вольноотпущенниками, рабами, а также женщинами и иностранцами. Разногласия получили социальный резонанс из-за того, что первые обращенные Павла явно пользовались привилегированным положением: Крисп был главой синагоги. Стефаний и Гаий, которые могли проводить церковные собрания, владели большой собственностью. Эти несправедливости были изобличены рабами и вольноотпущенниками, «домашними Хлоиными» во время их путешествия в Ефес.
Речь не шла о «расколе»[871], но уже имела место борьба за влияние (éris), когда «здравое соревнование», о котором говорил Павел в своих проповедях, переросло в «зависть» (zélos) и злобу. И одни и другие стали ссылаться на посторонних покровителей, потому что в отсутствие Павла город посещало множество миссионеров. Аполлос, новообращенный Акилы и Прискиллы, имел своих сторонников, очарованных интеллектуальными домыслами александрийца[872]. Петр, который покинул Антиохию и, путешествуя со своей семьей, появлялся везде, был признаваем как избранный, на учение которого ссылались. Наконец, Павел упоминает о прибытии «некоего Христова», обозначая таким образом иудейского миссионера, который был родственником Иисуса[873]. Павел контролировал верующих, но те совершили ошибку, когда поторопились отправиться в Ефес, чтобы дать апостолу отчего сложившемся положении; Тимофей был очень плохо принят, когда он выступил от лица Павла, пытаясь напомнить о его евангелии и его позиции основателя Церкви, кроме того, к конфликту с властью прибавилась финансовая проблема, так как Церковь Коринфа не старалась поддерживать, как должна была бы, многих апостолов; тогда Павел решил сам позаботиться о себе, используя то, что он — единственный холостяк среди апостолов, который всегда старался зарабатывать себе на жизнь[874].
Спор оказался острым. Павел вынужден был оправдываться: он старается представить себя хорошим служителем, приводит доказательства своих мучений, вспоминая испытания, которые ему недавно пришлось пережить в Ефесе, затем решительно осуждает обычное для греков занятие заниматься самовосхвалением, ставя в пример собственную слабость и бедность. Письмо Павла вызывает у коринфян иллюзии его присутствия, чему особенно способствуют «отцовские» угрозы, которыми он завершает свое послание. Постоянно заботясь о том, чтобы не прерывалась связь между наставником и его последователями, он обращается к ним, излагая учение на тему «евангелие мудрости».
Его тон — страстный, и, несмотря на полемику, Павел занимает открытую и благоразумную позицию, которая не изменилась и в дальнейшем эпистолярном общении. Прежде всего он стремится даже издалека поддерживать свой нравственный авторитет и дает множество советов относительно поведения в обществе, сохраняющих от соблазнов мирской жизни или чрезмерного «освобождения от обязательств». Павел подчеркивает, что в основном отвечает на письменные вопросы, которые присылают ему коринфяне: еще один способ показать, что он один обладает властью![875]
При этом Павел старается избежать каких бы то ни было споров, касающихся учения, несмотря на то, что миссионеры, имеющие к этому отношение, вышли из иудаизма и потому имели другое восприятие, не говоря уже о тех, кого Коринфская Церковь с лихвой набрала из языческой среды. Павел выбирает позицию центриста, определенную во время встреч в Иерусалиме, признавая две категории христиан — иудеев и греков — обе призванные, хотя и по-разному[876].
Конфликт по поводу учения не замедлил разразиться, распространившись на всех участках павловской миссии, где имелось конкурирующее проповедование семитского направления.
Именно это движение, став всеобщим, достигло Коринфа, Церквей Галатии, Колосс и даже Филипп[877]. Можно было подумать, что миссионеры, которые были «христианами из обрезанных»[878], шли за апостолом шаг в шаг с целью предложить его обращенным другое евангелие[879], отмеченное верностью Закону Моисееву. Был ли это политический маневр, националистическое предприятие в тот момент, когда в Иудее возникло напряжение между римскими властями и иудейским народом и когда снова возрос зелотский экстремизм? Предполагают и говорят, что христиане Иерусалима, озабоченные тем, чтобы выказать свою солидарность и преданность, хотели снова мобилизовать обращенных иудеев диаспоры. Но кажется, их было немного со стороны Павла.
