Апокалипсис - [39]

— Эй! Как тебя там? Марс! — прокричал Павел сквозь решетку и приказал старику отпереть дверь. — Ты уж извини, сам понимаешь, какие сейчас времена. А мне свои, так сказать, родственные дела уладить нужно было.

Марс молча поднялся и сел на край кровати, почесал голову, размял шею. Павел вошел внутрь камеры, сел рядом.

— Нужно будет в лазарет сходить. Роман должен тебя опознать.

— А можно я просто пойду своей дорогой?

— Пойдешь, но сначала убедиться нужно, что ты тот, про кого Ромка говорил.

— А если я не он? Что тогда?

— Ладно, вставай, пойдем. Он, не он. Давай поднимайся, потом решим. Харчи свои можешь тут оставить, ничего с ними не случится.

Марс взглянул на здоровяка, потом на людей в полном вооружении, которые пришли вместе с ним, слегка ухмыльнулся и покачал головой. Оставлять без присмотра свои вещи ему не хотелось: слишком дорого они ему достались, но, видя взгляды окружающих, все же сделал так, как было сказано, и направился под конвоем в лазарет.

Боковой корпус завода, небольшая выложенная кафелем комната с несколькими кроватями, чудом уцелевшее стеклянное окно, рядом с ним печка-буржуйка, труба выходила в открытую форточку, заделанную асбестовой нитью во избежание пожара. Скорее всего, эта комната в прежние времена была туалетом. Теперь уборная превратилась в госпиталь.

На железной кровати, кашляя хриплым утробным звуком, лежал парень. Какой-то мужчина, по всей видимости врач, делал ему холодные примочки. Рядом на стуле, держа больного за руку, сидела Лиза. Она даже не взглянула в сторону пришедших, нежно сжимала руку брата, целовала ее, что-то шептала. Увидев командора, доктор засуетился, зачем-то дернулся в сторону, потом защелкал пальцами, подошел к Павлу и, разминая мочку уха, наконец вымолвил:

— У него жар. Плюс, скорее всего, пара ребер сломана. Досталось ему сильно, все тело в побоях. Я ему пенициллин вколол, обезболивающее не давал, его очень мало осталось. Паш, ты же знаешь, доктор из меня никудышный.

— Лучше чем никакой.

— Я у Вадима Николаевича только в ассистентах был. Так, подай-принеси. Если бы он сейчас с нами был…

— Ты мне скажи, жить будет?

Доктор развел руки в стороны.

— Ясно.

Павел приказал своим бойцам остаться за дверью и кивнул Марсу, приглашая ближе к кровати пострадавшего.

— Лиз, как он? — положа ей на плечо свою огромную лапу, шепотом поинтересовался Павел, но девушка только фыркнула и дернула рукой.

— Ром, а, Ром? Ты меня слышишь?

Парень повернул голову на голос. Губы синие с запекшейся кровью, опухшие, следы увечий, заплывший глаз, обильная испарина на лбу. Он сконцентрировал свой взгляд на Марсе, попытался подняться, опираясь на локти, но его тут же уложили на место.

— Привет, — еле выдавил из себя Роман и снова закашлялся.

— Тише, тише, — Лиза натянула на него подобие одеяла.

— Хреново выглядишь, — сухо ответил Марс.

— Ага, — Рома пытался улыбнуться, но вышла страшная гримаса. — Спасибо.

Марс покачал головой.

— Ладно, пойдем, — Павел дернул Марса за руку. — Поболтаем в другом месте.

Наверху, почти у самой крыши, там, где раньше было машинное отделение и стояли моторы, приводившие в движение заводские станки, теперь была комната Павла — главы правобережных. Ничего особенного: самодельная кровать, старое кожаное кресло, несколько обычных стульев, сложенная из кирпича печь в виде камина, она же и освещала помещение тусклым светом. На полу и стенах ковры, прибитые на дюбеля, изъеденные молью, а местами и обожженные. Не то чтобы для красоты, скорее для тепла. Марс повидал много глав общин, приходилось вести деловые переговоры по бартеру, но этот глава отличался какой-то особой скромностью. Сели у огня, вместо стола — перевернутое ведро. Здоровяк достал бутылку местного пойла и протянул гостю.

— Нет, спасибо.

— Да брось. За знакомство. Это лучший самогон в округе. Ты хоть знаешь, как трудно его сейчас достать? Хранил для особого случая.

Марс нехотя взял бутылку, вытащил из нее свернутый кусок газеты, заменявший крышку, сделал большой глоток, поднес к носу рукав куртки и глубоко вдохнул, передал бутылку здоровяку.

— Ну как? — радостно воскликнул Павел и подмигнул. — Забористая вещь, мозги прочищает на раз. С этим пойлом жизнь становится краше. — Сам сделал глоток. — Но главное — не увлекаться. От этой дряни начинаешь дуреть, если пристрастишься, поэтому у меня тут сухой закон.

— Оно и видно.

— Ха! Ну да, ну да. — Снова сделал глоток и протянул Марсу, тот тоже отхлебнул из бутылки. — Ты, это, извиняй, что оружие отобрали да в камеру посадили. Сам понимаешь, откуда мне знать было, что ты это ты. Спасибо, что Ромку спас. Мы-то его похоронили уже. Он в разведку ходил с бойцами. Нарвались на левобережных, был бой. Всех положили, а он пропал. Думали, в плен попал, а они там не церемонятся ни с кем. Главный их — бывший военный — совсем безбашенный выродок. Вот я Лизке и сказал, что его убили. А что делать-то оставалось? Сам ходил как не свой: я же его туда отправил. Ромка все хотел доказать, что он мужик, а я его не пускал. Пацан он еще. А тут парни донесли о том, что видели грузовик «Огненных братьев». Там всего-то нужно было проследить, посмотреть, что везут, в бой не вступать. Вот и послал его. И послал-то с лучшими ребятами, а тут на тебе, всех положили.