Анубис - [34]

Гейл протиснулся сквозь сканеры, влился в толпу людей, бродивших по холлу, потом поднялся к открытым дверям зала. Определенно слова Шепарда намекали на какое-то событие в театре, но что он имел в виду конкретно, Гейл не понял, пришлось положиться на собственные аналитические способности.

Театральная обстановка не на шутку увлекла его. Он походил по галерее картин модных художников, поглазел на красивых женщин в бриллиантах, которых держали под руку мужчины в галстуках-бабочках, после чего подумал, что надо было тоже переодеться в гражданское. Но новую квартиру он еще так и не видел, и разыскивать ее, чтобы пропустить важное событие, не хотел.

Когда позвонили к началу спектакля, Гейл спустился в туалет и заперся в кабинке. Системы театра оказались примитивными, только правительственная ложа в центре бельэтажного яруса была напичкана охранными устройствами. Генераторы силовых полей маскировались под ограждение, никаких посторонних приборов в сети Гейл не заметил. Может быть, он не там ищет?

Третий звонок погнал его в зал, но поскольку занимать чужое место было жульничеством, он вошел в двери тогда, когда представление уже началось. Дежурный по залу остановил его и шепотом велел остаться до антракта здесь, где для опоздавших откидывались от стены маленькие стульчики. Сидеть на них было неудобно, сцена виднелась еле-еле, и Гейл решил, что большого вреда не будет, если он посмотрит спектакль через видеокамеры. Когда еще в Большой попадешь… Да и важное событие, чем бы оно ни было, лучше наблюдать с хорошим обзором.

Если дежурный и удивился, что гость задремал, склонив голову на плечо, то ничего не сказал.

Действие на сцене было красивым, пели здорово, Гейл увлекся историей вояки, из-за которого разгорелись страсти у двух девиц царского происхождения. Одна из них была помоложе, вторая — красивее, и лично он в выборе затруднился бы. Идеальным выходом был бы союз из трех человек, но, видимо, во времена оперного действа это еще не разрешалось законом. Гейл собирался и дальше следить за перипетиями судьбы бедолаги, которого не поделили девчонки, но в момент его возвращения с победой, когда тот должен был сделать окончательный выбор одной из своих поклонниц, в зале поднялось какое-то движение. Люди оборачивались назад, от сцены: сначала несколько человек, потом больше, через минуту камера Гейла зафиксировала, что почти половина зала сидит спиной к сцене, глядя куда-то вверх. Он тоже перенаправил объектив и понял, в чем дело, — центральная ложа осветилась. Силовые поля глушили основной свет из коридора, но не мешали видеть, как адъютанты Шепарда вошли и встали вдоль стен за креслами. В дверном проеме за шторами замаячила охрана, ограждая генеральский путь от посторонних.

Грянувший на сцене триумфальный марш совпал с появлением Шепарда. Сказать, чей выход был эффектнее, Гейл не взялся бы, но египетский полководец определенно проигрывал урсулийскому во всеобщем внимании. Может быть, потому, что генерал неожиданно был в штатском, а может быть, потому, что вместе с ним в ложу вошел Лаудер. Если у Шепарда рубашка была белоснежной, то у Лаудера она была черной. Они сели рядом, и адъютанты встали за их спинами. Выражения адъютантских лиц напоминали египетских сфинксов.

Движение в зале нарастало, волны человеческого внимания, усиленные биноклями, нахлестывали и разбивались о неприступный барьер ложи, но ее посетители смотрели поверх людей на сцену, словно не было в мире ничего увлекательнее эфиопских разборок с египтянами и музыки Верди.

Антракт наступил неожиданно, Гейл вернулся на свой стульчик, откуда генеральская ложа была не видна, и торопливо переместился в холл к буфетам — не хотел, чтобы Шепард его заметил, иначе догадается, каким способом тот узнал про премьеру. Да и послушать, что говорят другие, тоже было интересно.

В коридорах тем временем творилось какое-то броуновское движение, и он застрял между полковником с женой и каким-то тощим человеком с нервным лицом.

— Вы это видели? — возмущенно спросил тощий у своих собеседников, стоявших рядом с ним в тесном кружке у стены. — Что всё это значит?

— Ничего хорошего, — шепотом отозвался полковник, держа под шелковую руку супругу. — Опять головы полетят. Все по-новой…

— В Рамзесе ночью прошли аресты, — тихо сказал один из слушавших. — Это может быть началом большой кадровой чистки. Не на премьеру же его вызвали из ссылки.

Остальные с испугом воззрились на него. Гейл отметил, что они избегают произносить имя Лаудера, и внезапно понял, что один из мотивов неприязни этих людей — банальная зависть. Не считая страха.

— Надо закрыть счета в викторианских банках, — запинаясь, пробормотал холеный тип с лошадиным лицом. — Пока до репатриаций не дошло.

— Какие репатриации? — побледнел тощий. — А как быть с вложениями в иностранные предприятия? Продавать?

— Брокеры сольют, — покачал головой полковник. — Единственный выход — срочно задекларировать. Показать доходность, заплатить налоги. Раньше, чем вызовут.

— А недвижимость на Мумбаях? С ней что делать?

— Откуда я знаю?

— Господа, а может быть, пожертвование? В приличном размере. Это как-то будет говорить о нашей лояльности?