Антони Адверс, том 2 - [117]
...И разве купцы, банкиры, государственные мужи не делают того же? Если их система сложнее, значит ли это, что она существенно отличается? То, что происходит здесь, если и разнится, то лишь степенью, не сутью.
Возможно, через дверную щелку в Африке он видел систему куда глубже и полнее, чем если бы дверь была приоткрыта, или он сидел на скамеечке в другом месте. Здесь рабов называли "рабы", и вещи, на которые их меняли, грудами лежали вокруг. Голые люди за голые вещи, и торговцы в соседнем помещении торгуются в открытую.
Если есть от этого средство, то лишь сострадание, которое надо пробуждать в сердцах людей, одного человека за другим, и лишь один способ пробудить сострадание - собственным примером показать, чего хочет от них Господь. Слова бесполезны - со времен апостола Павла были произнесены миллионы проповедей. Теории и философские принципы умирают, потому что люди не могут или не хотят их воплотить. Только пример, воплощенный в жизнь, как воплотился в человека Господь, может достичь цели.
Смиренно и часто неуверенно, поддерживаемый молитвой и трудно достигнутым чувством приобщения, в котором иногда ощущал касание самого Христа, брат Франсуа шел, спотыкаясь, вслепую, но всегда искренно и упорно, по однажды избранному, несказанно трудному пути.
Если он обливался потом, а порой и слезами, наблюдая сквозь щелку, как мир сам себя губит, если чувствовал на спине холодный и чуть любопытный, но неизменно враждебный взгляд Фердинандо, то в этом не было для него ничего нового и необычного. Никакое внезапное потрясение не заставило бы его поддаться эмоциям и нервам, броситься вперед в отчаянном и бесплодном порыве. Он знал: если можно выгнать торгующих людьми из храма, то не их бичами. Он научился воспринимать факторию Гальего, и свой маленький сад в особенности, как своего рода Гефсиманию. Это было место, где он скорбно молился и ждал, предвидя неизбежную славу поражения - и старался тем временем по возможности делать добро в соответствии со своим замыслом.
В фактории Гальего этот замысел состоял в том, чтобы выкупить, если случались деньги, или выпросить отвергнутых за ненадобностью рабов; ухаживать за умирающими; пестовать больных и увечных в своем саду, где, благодаря жаркому климату, посильными трудами могла прокормиться маленькая община. Кое-кого из несчастных удавалось выходить; однако большая часть оставалась на растущем день ото дня кладбище. Главным же образом брат Франсуа пекся о детях.
Немало изнемогших от усталости черных ребятишек, которые не могли больше следовать за караваном и видели, как их матери в деревянных рогатках исчезают под сводами леса, были теперь обязаны ему жизнью. Лежа на земле в ожидании неминуемой смерти, отупевшие от усталости и страха, они слышали шорох листвы, вскрикивали - и оказывались на руках у доброго пастыря из фактории Гальего.
"Ибо и я, - говорил брат Франсуа, - рыщу, как лев, и прошу у Бога добычи себе".
Он следовал по пятам охотников за людьми вместе со старым воином-сусу, которого выходил, так что тот снова смог держать копье, и с женщиной, которую однажды нашел в разграбленной деревне. У женщины были отрезаны груди, однако теперь она стала одной из лучших сиделок в маленькой долине; бесстрашной и яростной в делах милосердия. Идя с братом Франсуа и его проводником в лес, она несла на спине большую корзину, чтобы положить в нее живую добычу, до которой не добрались леопарды.
За тем немногим, в чем нуждался для осуществления своего замысла в долине, брат Франсуа обращался к Антони. Тот давал, не спрашивая, обычно в виде письменного распоряжения Фердинандо.
Маленькое поселение редко привлекало внимание. Не было никакой выгоды туда ходить. Приказ Антони охранял его покой, и оно оставалось мирным островком, imperium in inferno[37] для спасенных калек и детей. За несколько лет естественной эволюции там сложилось натуральное хозяйство, одновременно примитивное, туземное, раннехристианское и коммунистическое. Кроме нескольких железных орудий, вина для себя и для причастия, изредка одежды, муки и лекарств, брат Франсуа просил только, чтоб их не трогали. Единственный, кто ему противостоял, это Фердинандо, и то скорее в скрытой форме, чем деятельно.
По правде сказать, как ни мало просил священник, Фердинандо всякий раз терялся, куда отнести расходы. Цивилизация, с которой метис столкнулся в отрочестве в Испании, глубоко проникла в него лишь одной своей стороной, а именно - очень примитивной и сухой стороной, которая называется бухгалтерский учет. За европейской одеждой, европейскими манерами и безупречным ведением приходно-расходных книг, Фердинандо оставался дикарем. Он не знал, по какой статье провести те мелочи, которые время от времени вынужден был отпускать брату Франсуа. Это его угнетало. Наконец он не выдержал и спросил самого Антони. Тот шутливо посоветовал завести отдельную страницу и озаглавить ее "Потери от бедствий, причиняемых Богом и врагом рода человеческого", чем еще больше сбил Фердинандо с толку. Когда приходило время подбивать счета, управляющий всякий раз недоумевал, куда деть относительно малый, но постоянно растущий остаток, дебит, который нельзя было уравновесить кредитом. Как списать постоянно висящий и постоянно увеличивающийся расход? Это роковое расхождение преследовало Фердинандо, словно попавший в башмак камешек, который можно передвинуть, но невозможно выкинуть. К весне 1796 года этот остаток вырос до 126 фунтов, 3 шиллингов и 6 пенсов. Управляющий решил, что со временем обратит его в прибыль. Он уже знал, как. Антони он пока ничего не говорил. Расход заносился в графу "Временно замороженные средства". Даже брат Франсуа не мог бы вообразить, что такое простое обстоятельство нависло над его долиной Дамокловым мечом. Он продолжал время от времени получать небольшое вспоможение.
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.
Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».
Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.
В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.
Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.
Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.