Антони Адверс, том 2 - [116]

Шрифт
Интервал

Разумеется, он не философствовал об этом так многословно, скорее смутно представлял себе некую полуинтуитивную программу действий, которой следовал с тех пор, как "гражданином Западного полушария" поплыл по течениям, которые стольких гнали из Европы в Африку, из Африки в Америку и снова в Европу, повинуясь приливам и отливам в людских делах. Глядя на брата Франсуа, он все больше убеждался, что даже "подданные Господа Бога" ничего не могут изменить. Но жить надо, и надо быть взрослым мужчиной. Так говорил Чибо. Жить земными делами. Антони чувствовал, что Чибо прав. Лишь одно мешало ощутить себя вполне преуспевающим, практичным человеком - невозможность окончательно задавить чувства. Во время невольничьих торгов Антони осознавал это особенно явственно. Каким-то образом продажа людей под навесом оказывалась самой сутью, самым средоточием загадки.

"Если то, чем я буду, зависит от того, что я делаю - то вот что я делаю! И тогда?.."

Чувства его противились. Все, что он мог с ними сделать в дни торгов - скрывать в себе. Вот почему он выглядел увереннее и мрачнее, спокойнее и решительнее. Однако внутри его разгорался яростный, сухой жар.

 Ибо с каждым часом, с каждым мелким происшествием, с каждым уведенным в загон проданным телом состояние Антони становилось все невыносимее. Он понимал, что видит самую суть, квинтэссенцию дела ради дела, правду, голую, как вступающие на помост рабы. Каждый из них был ее персонификацией, и каждый добавлял к ней свое. Антони был зачарован и в то же время истерзан. Что, если чувства возобладают над волей и завладеют всем его существом? Что тогда он будет делать? Что станет с факторией Гальего?

Чувства и воля, медленно поворачиваясь в противоположных направлениях на оси его личности, скручивали ее в штопор, грозя разорвать; раскаляли ее. Жар, вызванный трением противоборствующих устремлений, приходилось таить в себе - от пушечного выстрела, возвестившего о начале торгов, до часа, когда навес пустел. Раздражение медленно ползло по нервам к пальцам на руках и ногах. Ладони и ступни пересыхали, губы запекались. Иногда он посылал за вином. Тем не менее с каждым часом все нестерпимее хотелось сорвать на ком-нибудь зло; под предлогом любой пустяковой накладки разрядить внутреннее напряжение. Однако приличия не позволяли. Надо было оставаться спокойным и трезвым, человеком, который держит в руках факторию Гальего и в первую очередь самого себя. К вечеру у него появлялись круги под глазами, нижние веки начинали подергиваться. Потом что-то внутри ломалось. Даже табак не помогал, вызывая отвратительную тошноту. Поднимаясь к дому, он вдруг чувствовал себя маленьким и замерзшим. Легкий озноб, как от лихорадки, заставлял то и дело сбиваться с шага. Как он устал! Этот климат его доконает, черт бы его побрал! Нелета ждет, черт бы побрал и ее!

Пока караван оставался в фактории, в эти ночи, не утешала даже Нелета. Перегоревший за день, Антони был холоден по ночам. В прошлый раз, когда приезжал Амах, было хуже всего. Антони приснилось, что его мадонна задыхается в горящем сундуке, там, где он ее запер. Вроде бы и он сам был рядом, и рвался выбраться вместе с ней. Он бился, запутался головой в покрывале, и Нелета его разбудила. Неужели ему опять будут сниться такие сны? Великий Боже!


Для брата Франсуа, наблюдавшего через щелку в двери, лицо Антони и то, что происходило на помосте, дополняли одно другое. Он понимал выражение этого лица. Он и прежде видел борьбу воли и чувств, видел, как она обращает людей в хихикающих скотов или в железные маски. Он чувствовал, что это самый распространенный симптом моральной болезни. Как направить волю и чувства в одном направлении, чтобы и ей, и им было легко; как человеку остаться цельным? "Что мне делать и чего не делать, чтобы быть?" Он знал, что лишь у одного может спрашивать, как сохраниться цельность. И поскольку на этом пути он обрел обильную жизнь, то желал делиться ею и объяснять самим своим существованием, не заботясь о своей оболочке. По-видимости самый бездеятельный в фактории Гальего, брат Франсуа на самом деле был один из немногих людей Запада, кто положительно отождествлял себя с грядущей властью.

Правду сказать, этот необычный человек вовсе не думал, что через дверную щелку в Африке видит нечто из ряда вон выходящее. Жизненный срез, который он наблюдал, представлялся ему, пусть в неразвитой и незавершенной форме, самым заурядным. Это был лишь еще один пример того, как люди теряют жалость, поскольку корысть и желание обладать вещами за счет других привело к закрепощению значительной части живущих. Он видел, что там, где вещи ценятся больше людей, люди вскоре низводятся до состояния вещей, только самых дешевых. Стоит ли дивиться, что тех людей, которые не могут за себя постоять, обменивают на вещи?

"Негр за три бочонка рома и штуку ситца", - думал он, воображая себя торговцем. Мой беззащитный брат в обмен на мое счастье! И уж конечно, три бочонка рома - и штука ситца - сделают меня счастливым. Разве я не стану богат, разве мне не будут завидовать?

...Но разве это сильно отличается от торговли вообще? Разве не вся она состоит в том, чтобы продать брата за рулон ткани или за более отравляющую субстанцию? Разве мой отец не продавал крепостных за роскошные наряды, за придворную карьеру, библиотеку, сельский замок?


Еще от автора Герви Аллен
Эдгар По

Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».


Рекомендуем почитать
Россия. ХХ век начинается…

Начало XX века современники назвали Прекрасной эпохой: человек начал покорение небесной стихии, автомобили превратились в обычное средство передвижения, корабли с дизельными турбинами успешно вытесняли с морских просторов пароходы, а религиозные разногласия отошли на второй план. Ничто, казалось, не предвещало цивилизационного слома, когда неожиданно Великая война и европейская революция полностью изменили облик мира. Используя новую системную военно-политическую методологию, когда международная и внутренняя деятельность государств определяется наличным техническим потенциалом и стратегическими доктринами армии и флота, автор рассматривает события новейшей истории вообще и России в первую очередь с учетом того, что дипломатия и оружие впервые оказались в тесной связи и взаимозависимости.


Проклятый фараон

Когда выхода нет, даже атеист начинает молиться. Мари оказалась в ситуации, когда помочь может только чудо. Чудо, затерянное в песках у Каира. Новый долгожданный роман Веры Шматовой. Автора бестселлеров «Паук» и «Паучьи сети».


Королевство Русь. Древняя Русь глазами западных историков

Первая часть книги – это анализ новейшей англо-американской литературы по проблемам древнерусской государственности середины IX— начала XII в., которая мало известна не только широкому российскому читателю, но и специалистам в этой области, т. к. никогда не издавалась в России. Российским историком А. В. Федосовым рассмотрены наиболее заметные работы англо-американских авторов, вышедшие с начала 70-х годов прошлого века до настоящего времени. Определены направления развития новейшей русистики и ее научные достижения. Вторая часть представляет собой перевод работы «Королевство Русь» профессора Виттенбергского университета (США) Кристиана Раффенспергера – одного из авторитетных современных исследователей Древней Руси.


Лемносский дневник офицера Терского казачьего войска 1920–1921 гг.

В дневнике и письмах К. М. Остапенко – офицера-артиллериста Терского казачьего войска – рассказывается о последних неделях обороны Крыма, эвакуации из Феодосии и последующих 9 месяцах жизни на о. Лемнос. Эти документы позволяют читателю прикоснуться к повседневным реалиям самого первого периода эмигрантской жизни той части казачества, которая осенью 1920 г. была вынуждена покинуть родину. Уникальная особенность этих текстов в том, что они описывают «Лемносское сидение» Терско-Астраханского полка, почти неизвестное по другим источникам.


Хасинто. Книга 1

Испания. Королевство Леон и Кастилия, середина 12-го века. Знатного юношу Хасинто призвал к себе на службу богатый и влиятельный идальго. Не каждому выпадает такая честь! Впору гордиться и радоваться — но не тогда, когда влюблен в жену сеньора и поэтому заранее его ненавидишь. К тому же, оказывается, быть оруженосцем не очень-то просто и всё получается не так, как думалось изначально. Неприязнь перерастает в восхищение, а былая любовь забывается. Выбор не очевиден и невозможно понять, где заканчивается верность и начинается предательство.


История маски. От египетских фараонов до венецианского карнавала

Пожалуй, нет на нашей планете ни одной культуры, в которой не использовались маски. Об этом свидетельствуют древние наскальные рисунки, изображающие охотников в масках животных. У разных народов маска сначала являлась одним из важнейших атрибутов ритуальных священнодействий, в которых играла сакральную роль, затем маски перекочевали в театры… Постепенно из обрядов и театральной жизни маски перешли в реальную, став обязательным атрибутом карнавалов и костюмированных балов. Но помимо масок украшающих и устрашающих, существует огромное количество профессиональных масок, имеющих специфические свойства: хирургическая – защищающая чистоту операционного поля, кислородная – подающая воздух больным и ныряльщикам, спортивные маски, сохраняющие лица от повреждений.