Антони Адверс, том 2 - [116]
Разумеется, он не философствовал об этом так многословно, скорее смутно представлял себе некую полуинтуитивную программу действий, которой следовал с тех пор, как "гражданином Западного полушария" поплыл по течениям, которые стольких гнали из Европы в Африку, из Африки в Америку и снова в Европу, повинуясь приливам и отливам в людских делах. Глядя на брата Франсуа, он все больше убеждался, что даже "подданные Господа Бога" ничего не могут изменить. Но жить надо, и надо быть взрослым мужчиной. Так говорил Чибо. Жить земными делами. Антони чувствовал, что Чибо прав. Лишь одно мешало ощутить себя вполне преуспевающим, практичным человеком - невозможность окончательно задавить чувства. Во время невольничьих торгов Антони осознавал это особенно явственно. Каким-то образом продажа людей под навесом оказывалась самой сутью, самым средоточием загадки.
"Если то, чем я буду, зависит от того, что я делаю - то вот что я делаю! И тогда?.."
Чувства его противились. Все, что он мог с ними сделать в дни торгов - скрывать в себе. Вот почему он выглядел увереннее и мрачнее, спокойнее и решительнее. Однако внутри его разгорался яростный, сухой жар.
Ибо с каждым часом, с каждым мелким происшествием, с каждым уведенным в загон проданным телом состояние Антони становилось все невыносимее. Он понимал, что видит самую суть, квинтэссенцию дела ради дела, правду, голую, как вступающие на помост рабы. Каждый из них был ее персонификацией, и каждый добавлял к ней свое. Антони был зачарован и в то же время истерзан. Что, если чувства возобладают над волей и завладеют всем его существом? Что тогда он будет делать? Что станет с факторией Гальего?
Чувства и воля, медленно поворачиваясь в противоположных направлениях на оси его личности, скручивали ее в штопор, грозя разорвать; раскаляли ее. Жар, вызванный трением противоборствующих устремлений, приходилось таить в себе - от пушечного выстрела, возвестившего о начале торгов, до часа, когда навес пустел. Раздражение медленно ползло по нервам к пальцам на руках и ногах. Ладони и ступни пересыхали, губы запекались. Иногда он посылал за вином. Тем не менее с каждым часом все нестерпимее хотелось сорвать на ком-нибудь зло; под предлогом любой пустяковой накладки разрядить внутреннее напряжение. Однако приличия не позволяли. Надо было оставаться спокойным и трезвым, человеком, который держит в руках факторию Гальего и в первую очередь самого себя. К вечеру у него появлялись круги под глазами, нижние веки начинали подергиваться. Потом что-то внутри ломалось. Даже табак не помогал, вызывая отвратительную тошноту. Поднимаясь к дому, он вдруг чувствовал себя маленьким и замерзшим. Легкий озноб, как от лихорадки, заставлял то и дело сбиваться с шага. Как он устал! Этот климат его доконает, черт бы его побрал! Нелета ждет, черт бы побрал и ее!
Пока караван оставался в фактории, в эти ночи, не утешала даже Нелета. Перегоревший за день, Антони был холоден по ночам. В прошлый раз, когда приезжал Амах, было хуже всего. Антони приснилось, что его мадонна задыхается в горящем сундуке, там, где он ее запер. Вроде бы и он сам был рядом, и рвался выбраться вместе с ней. Он бился, запутался головой в покрывале, и Нелета его разбудила. Неужели ему опять будут сниться такие сны? Великий Боже!
Для брата Франсуа, наблюдавшего через щелку в двери, лицо Антони и то, что происходило на помосте, дополняли одно другое. Он понимал выражение этого лица. Он и прежде видел борьбу воли и чувств, видел, как она обращает людей в хихикающих скотов или в железные маски. Он чувствовал, что это самый распространенный симптом моральной болезни. Как направить волю и чувства в одном направлении, чтобы и ей, и им было легко; как человеку остаться цельным? "Что мне делать и чего не делать, чтобы быть?" Он знал, что лишь у одного может спрашивать, как сохраниться цельность. И поскольку на этом пути он обрел обильную жизнь, то желал делиться ею и объяснять самим своим существованием, не заботясь о своей оболочке. По-видимости самый бездеятельный в фактории Гальего, брат Франсуа на самом деле был один из немногих людей Запада, кто положительно отождествлял себя с грядущей властью.
Правду сказать, этот необычный человек вовсе не думал, что через дверную щелку в Африке видит нечто из ряда вон выходящее. Жизненный срез, который он наблюдал, представлялся ему, пусть в неразвитой и незавершенной форме, самым заурядным. Это был лишь еще один пример того, как люди теряют жалость, поскольку корысть и желание обладать вещами за счет других привело к закрепощению значительной части живущих. Он видел, что там, где вещи ценятся больше людей, люди вскоре низводятся до состояния вещей, только самых дешевых. Стоит ли дивиться, что тех людей, которые не могут за себя постоять, обменивают на вещи?
"Негр за три бочонка рома и штуку ситца", - думал он, воображая себя торговцем. Мой беззащитный брат в обмен на мое счастье! И уж конечно, три бочонка рома - и штука ситца - сделают меня счастливым. Разве я не стану богат, разве мне не будут завидовать?
...Но разве это сильно отличается от торговли вообще? Разве не вся она состоит в том, чтобы продать брата за рулон ткани или за более отравляющую субстанцию? Разве мой отец не продавал крепостных за роскошные наряды, за придворную карьеру, библиотеку, сельский замок?
Небольшое, но яркое художественное наследие Эдгара Аллана По занимает особое место не только в американской, но и во всей мировой литературе. Глубокое знание человеческой души, аналитическая острота ума, свойственные писателю, поразительным образом сочетаются в его произведениях с необычайно богатои фантазией. «По был человек плененный тайнами жизни — писал М. Горький. — Все что сказано и что мог сказать этот человек, рисует его как существо, охваченное святой страстью понять душу свою, достичь глубины ее».
Исторический роман, от которого не оторваться. Мир XVII века, каким его воссоздал наш современник. Пиратские нравы, рабовладельческие суда, очарование странствий – и всё это от первого лица, как в крутой видеоигре. Вот какая удивительная книга у вас в руках!Том Коллинз заглядывает в морскую пучину. И ловит там взгляд – пронзительный, завораживающий. С этого начинаются приключения 14-летнего паренька с карибского острова Невис. Конечно, это взгляд русалки – скульптуры с носа затонувшего корабля. За нее цепляется, спасая свою жизнь, человек, называющий себя Благочестивым.
«След варяжской ладьи» — это второй из шести историко-приключенческих романов о события VII–VIII века н. э, возможно происходивших в верховьях реки Волги. Варяжская дружина берет дань с селения и уводит с собой сестер — Кайю и Эльви. Это видят жители соседней деревни и пытаются их спасти. Пользуясь темнотой, они похищают варяжское судно. Вскоре обнаруживается, что вторая девушка, находящаяся на ладье — это не Эльви, а, очень похожая на нее, дочь варяжского ярла. Вот о тех приключениях, которые выпали на долю участников этих событий и рассказывает этот роман.
По страницам популярного цикла исторических романов Переса-Реверте шагает со шпагой в руке бесстрашный воин армии испанского короля, а в свободное от сражений время дуэлянт, авантюрист, благородный разбойник и наемный убийца, человек чести Диего Алатристе, которого за его неимоверную храбрость называют капитаном. В романах, продолжающих цикл, он все так же ходит по острию клинка и попадает в опасные ситуации, из которых человек ординарный вряд ли выйдет живым, – встает на пути злодея, задумавшего преступление века, едва не делается жертвой любви к великой актрисе, бороздит просторы Средиземного моря, сражаясь с турками и пиратами, а в Венеции должен совершить непростую миссию в привычной для себя роли наемного убийцы. Автор прославленных интеллектуальных детективов «Фламандская доска», «Клуб Дюма», «Кожа для барабана» в цикле о капитане Алатристе смело ведет игру на поле, где оставили яркий след такие знаменитые мастера авантюрно-исторических романов, как Александр Дюма, Рафаэль Сабатини, Эмилио Сальгари, и нисколько не уступает им.
В книгу литератора, этнографа, фольклориста и историка С. В. Фарфоровского, расстрелянного в 1938 г. «доблестными чекистами», вошли две повести о первобытных людях — «Ладожские охотники» и «Ледниковый человек». В издание также включен цикл «Из дневника этнографа» («В степи», «Чеченские этюды», «Фольклор калмыков»), некоторые собранные Фарфоровским кавказские легенды и очерки «Шахсей-вахсей» и «Таинственные секты».
Эдуард Андреевич Гранстрем (1843–1918) — издатель, писатель, переводчик; автор многих книг для юношества. В частности, приключенческая повесть «Елена-Робинзон» была очень любима детьми и выдержала несколько переизданий, как и известная «почемучкина книжка» для девочек «Любочкины отчего и оттого». Широкую известность в России приобрели его книги «Столетие открытий в биографиях замечательных мореплавателей и завоевателей XV–XVI вв.» (1893), «Вдоль полярных окраин России» (1885). Гранстрем был замечательным переводчиком.
Пьер Алексис Понсон дю Террайль, виконт (1829–1871) — один из самых знаменитых французских писателей второй половины XIX века; автор сенсационных романов, которые выпускались невиданными для тех лет тиражами и были переведены на многие языки, в том числе и на русский. Наибольшую известность Понсону дю Террайлю принес цикл приключенческих романов о Рокамболе — человеке вне закона, члене преступного тайного общества, возникшего в парижском высшем свете. Оба романа, представленные в данном томе, относятся к другой его серии — «Молодость Генриха IV», на долю которой также выпал немалый успех.