Антология сатиры и юмора России XX века. Том 2. Виктор Шендерович - [24]

К тому времени между демократическим Западом и нацистской Германией уже три года шла «холодная война».

…Штирлиц сидел в своем любимом кабачке «Эле- фант», перечитывая старые радиограммы из Центра. Новых давно не поступало, да и неоткуда было: на Лубянке уже располагался филиал гестапо. Однажды нацистское руководство предложило Штирлицу командировку в Москву, но он отказался, потому что не хотел встречаться с женой.

Рассчитывать было не на кого, борьба с фашизмом продолжалась в автономном режиме.

Между тем фатерлянд откуда ни возьмись заполонили убийцы в белых халатах. Они уже залечили насмерть Геббельса, его жену и шестерых детей — и, по слухам, подбирались к фюреру. Их разоблачила простая немецкая медсестра, но казнить убийц не успели, потому что весной 53-го Гитлер все-таки умер — возможно, что и сам.

В бункере началась дележка пирога — и Штирлиц понял, что его час настал. Подговорив любимца армии Гудериана, он летом того же года добился ареста рейхсмаршала СС Гиммлера, за что получил звание бригаденфюрера и «вертушку» (гадить фатерлянду было удобнее с самого верха).

Гиммлер, как выяснилось сразу же после ареста, был завербован британской разведкой еще во времена Веймарской республики. Шпиона, тридцать лет притворявшегося видным нацистом, без лишних формальностей расстреляли в военной комендатуре Берлина.

Следующей операцией Штирлица стало постепенное сближение с контр-адмиралом Деницем, результатом чего стал доклад контр-адмирала на XX съезде НСДАП — о мерах по преодолению последствий культа личности Адольфа Гитлера (Шикльгрубера). Предполагалось, что доклад будет закрытым, но Штирлиц с удовольствием организовал утечку в низовые партийные организации.

Из венцев он долго мог терпеть только Моцарта.

О предстоящем вторжении рейхсвера в Будапешт Штирлиц предупредил Хорти за полгода, но Хорти ему не поверил.

Выдержка, любил повторять полковник Исаев, — оборотная сторона стремительности. Летом 57-го подвернулся наконец случай рассчитаться с Мюллером за нервный денек, проведенный у него в подвале весной 45-го: стараниями Максима Максимовича антипартийная группировка (Мюллер, Кейтель, Роммель и примкнувший к ним Риббентроп) была осуждена на пленуме НСДАП.

Мюллер вылетел на пенсию — и до середины восьмидесятых развлекался тем, что пугал берлинцев, гуляя по бульварам без охраны.

Следует заметить, что всю эту антипартийную группировку сам Штирлиц и придумал.

На время Берлинского фестиваля молодежи и студентов 1957 года он уехал в Альпы покататься на лыжах — от стихов молодых поэтов на Александерплац его мутило. Из отечественной поэзии Штирлиц любил Рильке, но никому этого не говорил — растерзанный в клочья нацистской критикой, Райнер-Мария вынужден был отказаться от Нобелевской премии.

Полет в космос первого человека, симпатичного оберлейтенанта люфтваффе, вызвал в душе Максима Максимовича сложные чувства, но вскоре ему стало не до космоса: контр-адмирал Дениц, разогнав выставку абстракционистов в Дрезденской галерее, уехал в отпуск в Крым — и в фатерлянде запахло реваншем.

О планах гестапо по смещению старого контр-адмирала Штирлиц знал давно, но Октябрьский 1964 года Пленум ЦК НСДАП застал его врасплох. Предложение группы старых арийцев повесить волюнтариста на фортепианной струне не собрало большинства — опальному борцу с пидарасами дали пенсионную дачу под Берлином, но зятя из «Фелькишер беобахтер» все-таки поперли.

О новом лидере нации было известно, что начинал он секретарем у Бормана и покойному фюреру однажды понравилась его выправка. Шевеля огромными бровями, он начал закручивать гайки и возвращать страну к исконным ценностям национал-социализма.

«А вот это — провал», — думал Штирлиц, голосуя «за».

Через четыре года танки Германии и ее союзников по Варшавскому Договору вошли в Прагу, где, не посоветовавшись с Берлином, чехи пытались построить себе национал-социализм с человеческим лицом.

Для причинения вражеской империи серьезного урона изнутри нужен был соответствующий пост — и, собрав все силы для решающего карьерного броска, полковник Исаев пустился во все тяжкие.

Он охотился с Герингом на кабанов в Берлинском зоопарке, пьянствовал в помещении рейхсканцелярии с Кальтенбруннером, расхищал вместе с Борманом партийную кассу и неоднократно участвовал в свальном грехе с министром культуры Марикой Рокк. Все это не могло не дать результатов: в семьдесят первом Штирлиц стал наконец членом Политбюро ЦК НСДАП.

Мало кто из знавших штандартенфюрера в молодые годы узнал бы его теперь: у Штирлица появился блудливый взгляд, мешки под глазами и сильное фрикативное «г» в слове «геноссе». Зато теперь он имел возможность впрямую влиять на политику Третьего рейха, что и делал, сколько хватало фантазии.

Начал Штирлиц с поворота Рейна и Одера, а продолжил строительством узкоколейки Бордо — Сыктывкар, бросив в Заполярье весь гитлерюгенд.

Главной задачей внешней политики стала поддержка всех родоплеменных африканских режимов. Усиление борьбы с рок-музыкой удачно совпало с появлением в Мюнхене карточек на пиво и баварские сосиски. «Фольксвагены» уже давно продавались только по записи.