Анхен и Мари. Прима-балерина - [22]

– Ты иди, любезный. Иди, – сказал господин Самолётов. – Но далёко не отходи, ладно? Мальчишку в лицо узнаешь?

– Нормально мордаху запомнил, господин сыщик. Могу узнать, да, – ответил бутафор.

– Ну и чудесно, – сказал делопроизводитель и махнул рукой.

Дознаватель отправил помощников вниз. Ключи от гримёрных комнат, кроме как у балерин, хранились у гардеробщика. Анхен и делопроизводитель спустились к нему по парадной лестнице, обитой красной ковровой дорожкой.

– Раньше надобности не было проверять ключи. У госпожи Черникиной и так они были. Теперь же, когда подозрение падает на балерину Лещинскую, надобно в точности узнать, – объяснил господин Самолётов Анхен.

Отголоски улетели к высоким лепным потолкам парадной лестницы и эхом вернулись обратно.

– А что, брат, ключи у тебя от гримёрок не пропадали третьего дня? – спросил у плешивого гардеробщика Иван Филаретович, облокотясь на стойку.

– Да нечто я бы не заметил, барин? – удивился мужик, почесал бородку веником и отвел глаза в сторону. – Ясное дело, заметил бы и дирехтору доложил. Что я правил не знаю что ли?

Анхен не понравился его бегающий взгляд, да и бородка веником тоже не понравилась. Она зашла за стойку осмотреться – где, говоришь, ключи висят? – и невзначай схватила гардеробщика за руку. Гардероб со стройными рядами вешалок поплыл и растворился. А Анхен попала в воспоминание гардеробщика.

– Вот ведь, зараза какая, а ещё из благородных! – ворчал он, оглядывая щит с ключами. – Зубы заговорила, а сама ключи умыкнула, и даже бумагой не побрезговала из-под селёдки. Бесстыжая!

Гардеробщик сразу понял, куда подевался ключ от комнаты прима-балерины, и прямиком к полячке. Не зря она тёрлась у его стойки, байки балетные травила и улыбалась так, что у него поджилки затряслась. На его вкус тощая бабёнка, ухватиться не за что, но ведь из благородных, да и глазищи такие, что ух! Хвостом вильнула – даже погладить не дала, и исчезла, а теперь вот вещички пропали.

– По-хорошему верни, говорю! Или я за себя не отвечаю, – шипел он, прижав её у окна в коридоре.

– Вот он. Не ори, – ответила ему Агнешка, оглядываясь по сторонам, и положила в его ладонь злополучный ключ.

– На кой брала-то? – спросил гардеробщик, смягчившись.

– Надо было, – сказала она так, будто не балерина вовсе, а принцесса заморская. – Надеюсь, ты понимаешь, что не следует об этом болтать?

Тьфу! Бесстыжая. Нечто он – дурак? У него же ключ пропал, не у кого-нибудь. Сам уже уразумел, что лучше помалкивать, коли не спросят. Да и спросят, помалкивать.

– Иван Филаретович, Вы только посмотрите, что здесь нам уготовано судьбой, – сказала Анхен из глубины гардероба.

В подсобном помещении на стеллаже стоял пузырёк с белым порошком и красочной этикеткой – череп и скрещенные кости, а на столе лежала бумага с оторванным краем.

– Откуда у тебя, братец, стрихнин? – спросил господин Самолётов, оглядев находки художницы.

– Так мыши завелись в театре. Да-с. Господин Мариус велел вывести их срочно. Вот. Травим, – ответил плешивый гардеробщик.

– А край бумаги где? – спросила Анхен, указывая на стол.

– Да шут его знает. Умыкнули, стало быть, – сказал гардеробщик.

– Всё видели свидетели. Всё знаем мы. Как Вы с Агнешкою бранились в холле. Как ключ она Вам отдала. Так что Вы скажете, любезный, брала полячка от комнаты гримёрной примы ключ или нет?

Всё знаем мы? Господин Самолётов хоть уже и привык к странным выходкам коллеги, но всё равно посмотрел на неё и покачал головой.

– Она, паскудница, она, Агнешка! Покрывать её не буду, всё расскажу. И ключи, и бумагу забрала. Да ведь без спросу! Нечто я теперь виноватый?! – спросил гардеробщик и схватил делопроизводителя за рукав сюртука.

– Из города чтобы ни ногой. Понятно? – строго сказал господин Самолётов и сбросил с себя его руку.

Анхен и господин Самолётов вернулись в партер, к начальнику. И не с пустыми руками.

– Вот, стало быть, как оно было, господа хорошие, – сказал господин Громыкин, выслушав рассказ помощников. – Стало быть, вот так.

– Да, теперь можно восстановить картину преступления по часам и минутам, – поддакнул начальнику господин Самолётов.

Господин Громыкин, встав посреди партера, важно нацепил на нос пенсне, хоть и не собирался ни читать, ни писать, упёрся одной рукой в бок, другой же отчаянно зажестикулировал.

– Утро: балерину Черникину подселили к приме, разгорелся скандал. День: Прима идёт к главному балетмейстеру, пьёт чай, но подселение остаётся в силе. Вечер: госпожа Лещинская сцепилась в холле с госпожой Черникиной из-за какой-то важной бумаги.

Дознаватель замолчал, обдумывая.

– Агнешка спустилась в гардероб, украла ключ и стрихнин. Угостила госпожу Пичугину отравленным кокаином или просто подсыпала его в марафет, зная, где его хранит прима. Пока все были на репетиции – помните, она опоздала, госпожа Лещинская с помощью украденного ключа проникла в гримёрку подруги, схватила очки балерины Черникиной, разбила их, а стёкла подложила в пуанты примы. В ящик стола Мыши Серой подкинула остатки стрихнина, завёрнутые в клочок бумаги из-под злополучной селёдки.

– Но зачем?! – почти хором спросили Анхен и господин Самолётов.