Анхен и Мари. Прима-балерина - [24]

– Ещё истории бывали?! Ну, это уже слишком, – сказала Анхен, останавливаясь.

– А как же! Бывали! Это что же получается. Маменька Ваша все грехи отца смыла. Отмолила вас с сестрой, – сказал Иван Филаретович, вставая лицом к собеседнице.

Он раскраснелся – то ли от ветра, то ли от горячего разговора. Красивые библейские глаза в окружении длинных ресниц блестели. Красавчик – хоть сейчас бери кисти и краски и картину пиши.

– Не верю я Вам. Выдумали всё, чтобы успокоить меня и жениться, – сказала барышня, обошла препятствие и дальше пошла.

Дорога до дома продолжалась в молчании. Господин Самолётов дулся, как пятилетний мальчик, которого наказали за чужие проказы. Госпожа Ростоцкая сердилась, чувствуя себя обманутой на базаре покупательницей.

– Милый юноша, Вы должны – нет, Вы просто обязаны! – пожурить Ваше начальство, – сказала госпожа Вислоушкина, как только Анхен в сопровождении господина Самолётова приблизилась к трёхэтажному дому на Гороховой улице.

Домовладелица стояла у арки и дёргала за поводок белого пуделя, мечтающего поноситься по весеннему тротуару. Там столько соблазнов! Ну и луж предостаточно.

– Серафима Савельевна, как Ваше драгоценное здоровье? – спросил юноша, целуя ей руку.

Старушка зарделась от двойного удовольствия – не часто ей в жизни попадались галантные кавалеры, а здоровьем интересовались лишь внучатые племянники, заглядываясь на её доходный дом.

– И за что обязан он журить начальство? – спросила Анхен, склонив голову вместо приветствия.

– Ну, как за что?! Где это видано заставлять барышню работать по воскресеньям? В эти дни приличные девушки посещают храм и Богу возносят молитвы, – заявила госпожа Вислоушкина, поправляя старомодный чепец из белых кружев.

– А кто же за девушек приличных счета оплачивать станет, если не работать? – парировала Анхен с напором на слово счета. – Про плату за квартиру я умолчу смиренно. Пойдёмте, Иван Филаретович.

Она поклонилась, прощаясь.

– Муж! Мужчина должен содержать жену, вот кто! – вдогонку крикнула ей госпожа Вислоушкина. – Вам замуж нужно выходить, а не шляться по убийствам и грабежам с блокнотом.

Молодые люди переглянулись при последних словах старушки и смущенные вошли в парадную.

– Да что же ты не предупредила меня, что гости будут. Здрасьте, – с порога проворчала Акулина. – Всегда ты так, Анька. Э-эх!

– Иван Филаретович зашёл на чай, а не в гости, – бросила в ответ на обвинения Анхен и провела господина Самолётова в гостиную.

– А грязи-то принесли, – тихо сказала старая служанка, но слышно было всем.

Черноухая крольчиха Джоконда сначала кинулась к хозяйке, но учуяв незнакомца, остановилась, привстав на задние лапы, и обнюхала воздух.

– Не бойся, моя девочка, это человек добрый, – сказала Анхен, присаживаясь рядом с любимицей, взяла её на руки и добавила. – Временами бывает.

Господин Самолётов рассмеялся и тоже присел. Осторожно погладил крольчиху. Джоконда доверчиво подставила лоб и спинку под его поглаживания.

– Она Вас приняла! Без дураков приняла, – восторженно сказала Анхен.

Дверь из комнаты Мари открылась, и в гостиную вышла сестра-близнец с книгой в руках.

– Добрый вечер, господа сыщики, – сказала она, улыбаясь. – Как я рада Вас видеть, Иван Филаретович!

– И я безумно рад, – сказал господин Самолётов, целуя Мари руку.

Хоть и под ворчание Акулины, но через полчаса на буфете стоял горячий самовар, а на столе появился фарфоровый чайный сервиз. К чаю служанка подала вишнёвый пирог.

– Ну, рассказывайте, – сказала Мари, выкладывая на тарелку делопроизводителя кусок пирога.

– Что? – спросила Анхен.

– Как что?! Месье Мариус уже на свободе? Насколько я понимаю, у вас есть теперь настоящие подозреваемые.

Господин Самолётов застыл с чашкой в руке и вопросительно посмотрел на коллегу.

– А что Вы смотрите с укором? Да, рассказываю я сестре про следствие, и что? Она была там, при убийстве, Вы забыли? – спросила Анхен, считая, что лучшая защита – это нападение. – Ей интересно.

Мари в недоумении захлопала ресницами и даже отложила ложку с вареньем.

– Ах, вот как, – только и сказал господин Самолётов.

– К тому же есть у меня для Вас одна догадка, – сказала Анхен и замолчала.

Художница попробовала вишнёвый пирог, посмаковала – умеет же Акулина стряпать. За одно, за это можно терпеть её несносный характер.

– Анхен, ты невыносима. Говори сейчас же, что за догадка! – воскликнула Мари и посмотрела на гостя. – С детства она такая вредная, Иван Филаретович.

– Сдаётся мне, что есть причина, зачем Агнешка подругу отравила, – сказала, наконец, художница и опять замолчала, присматриваясь к пирогу.

– Я тебя сейчас убью, ей Богу, – прошипела Мари и отодвинула от сестры чашку с чаем и тарелку с пирогом. – Не томи ни меня, ни Ивана Филаретовича.

Анхен, довольная произведённым эффектом, коротко улыбнулась, встала из-за стола и подошла к окну.

– Всё просто, – сказала она, разводя руки в сторону, как иллюзионист на сцене. Драпировка окна служила ей занавесом. – Госпожу Черникину Агнешка отравить была не в силах. Ну, сами посудите. Балерина ни ела в её присутствии, ни пила, ни нюхала. А прима всё употребляла при Агнешке. Госпожа Лещинская отравила подругу и подложила стёкла в пуанты, зная, что та, подумает на новую соседку.