Англичанка на велосипеде - [62]

— Подождите! Разве не ваша дочка и не ее кузина придумали историю про фей?

— Придумали? (Насмешливо.) Ах, вот оно что, вы и правда думаете, что все это детские сказки? (Обиженно.) Вы что же, считаете, что моя жена Полли, я сам, наша семья и семья малышки Фрэнсис Гриффитс — все мы сообщники в этой ребяческой затее? Сначала, признаюсь, я тоже подумал о подделке и розыгрыше. Элси всегда была выдумщицей. И настоящей художницей. О, она без труда могла бы нарисовать эти крошечные создания, что видны на фотографиях. Но если бы она так поступила, мы бы об этом знали. Вы и представить себе не можете, скольким экспертам мы показывали снимки, и не только отпечатки, но и негативы на фотопластинках. Знаете, я посылал пластинки в представительство «Кодак» в Лондоне. (Обрадованно.) В их лаборатории провели тщательное исследование и не нашли ни малейших признаков фальсификации. (Победно.) Я уже не говорю о том, что сэр Артур Конан Дойл грудью встал на защиту девочек. Вы что, считаете его поручительство недостаточным? Тогда я просто не знаю, что еще нужно народу!

После этих слов Эмили должна будет сдержаться и не сказать ему, что после потери более чем восьмисот тысяч его сограждан, павших на полях сражений, и двухсот пятидесяти тысяч жертв пандемии испанки народу ничто так не было нужно, как поверить в существование фей.

Тем более если феи сами решились представить доказательство своей реальности, позволив себя сфотографировать, да и как можно было называть «ребяческой затеей» то, что уважаемые люди считали проявлением доброй воли этих трогательных существ?

И лишь вечно недовольные интеллектуалы, а они почти все таковы, встретили желчным ворчанием это феерическое явление, эту искрометность, гибкость, юность, а значит, бессмертие или, по крайней мере, если и смертность, то куда менее отвратительную, чем человеческая! Ибо, как утверждал сэр Артур в своих лекциях, которые он читал по всему миру — в Канаде, США, даже в Австралии, — «…в мире фей нет понятий «рождение» и «смерть» в общепринятом смысле, поскольку форма их существования бесконечно более тонкая, чем наша; смерть для них выражается в постепенной дематериализации, заканчивающейся полным исчезновением, и это при том, что из двух фей одна может прожить около тысячи лет»[83].

С одной стороны, горя желанием наглядно продемонстрировать ей список имен, одно громче другого, выступивших в поддержку Элси и Фрэнсис, а с другой — предвидя возможные неудобства от визита молодой велосипедистки (надо будет предложить ей чай, булочки и джем, пока Полли поднимется в мансарду, разбудит еще спавших Элси и Фрэнсис, потом приведет их в порядок, как следует отмыв, причесав и переодев в чистое, а затем выведет их в гостиную, предварительно сунув в рот каждой по маковой пастилке), Артур Райт будет решать, открыть ему дверь гостье или все-таки закрыть.

Скорее всего, он ее откроет. Вот он уже открывает. Так и есть — Эмили на месте!

Велосипед она оставила в прихожей — приперев к стене с висевшими в разнородных рамках семейными фотографиями, напротив лестницы, под которой находилась фотолаборатория Артура Райта, — и прошла в столовую вслед за хозяином.

Посреди комнаты стоял круглый стол из красного дерева, с таким безупречно блестящим верхом, что, казалось, будто он был выдут из стекла.

Миссис Райт, как раз занятая его полировкой, взяла Эмили за обе руки и попросила ее не сердиться, что она вынуждена предложить ей выпить чаю на кухне, поскольку сейчас не следовало что-либо ставить на стол, который должен был остаться таким же сияющим до вечера. Сегодня, как это бывало ежемесячно, за ним должны были собраться друзья Полли — члены Теософского общества, к которому принадлежала и она сама.

— А что такое теософия? — спросила Эмили.

— Полли и ее коллеги проводят сравнение различных религий, философских и научных направлений, — вмешался Артур Райт.

— Чтобы выбрать лучшее?

— Лучшее — это истина, — сказала Полли. — Согласно нашему учению, нет ни одной религии, которая превосходила бы истину, но каждая из них содержит часть этой истины.

— Понимаю, — пробормотала Эмили.

Боль мешала ей произносить фразы длиннее двух-трех слов. Она чувствовала, что скоро не сможет говорить вовсе, а будет только стонать.

— Если заинтересуетесь, — улыбнулась миссис Райт, — я с удовольствием дам вам прочесть несколько брошюр. Наши исследования не ограничиваются религиями, мы также изучаем необъяснимые природные явления. «Необъяснимые» вовсе не означает, что их невозможно объяснить, просто они необъяснимы на сегодняшний день.

— Например, феи, — прошептала Эмили.

Колено ее продолжало кровоточить, на ковер стекали тяжелые красные капли, падавшие в одно и то же место, так что уже был слышен мерный и мягкий звук, привлекший внимание четы Райт.

— Боже! — воскликнула Полли. — Да вы ранены!

— Ничего особенного, — еле слышно произнесла Эмили.

— Что это вам вонзилось в колено? Стрелка?

— Шляпная булавка.

Чувствуя, что ее вот-вот стошнит, она с трудом приподняла колено, из которого, посредине кровоточащей ранки, торчала белая жемчужина.

— Ну надо же! — удивилась Полли Райт. — Точь-в-точь та, что я потеряла года три назад. Если это не она, то полная ее копия, я сразу узнала ее по жемчужине.