Anenerbe - [6]

— Это еще как? — удивился Виталий Борисович. Оказывается, нужно не только вовремя родиться, но и умереть нужно вовремя.

— Степана Николаевича я близко не знал, молод еще был. Да и не до того, молодость слишком эгоистична по сути своей. Занят только собой — своими чувствами, учебой, прекрасной половиной, всем, чем угодно, но только не посторонним человеком. А кто для меня Степан Николаевич? Самый что ни есть посторонний человек. Одним словом сосед. Здравствуйте и до свидания. Это в лучшем случае, в худшем мимо проскользнешь, с лестницы сбежишь и все знакомство. А умер Степан Николаевич и в самом деле вовремя. Вместе с эпохой. Неделя не прошла — начались перемены в обществе. Перестройка, демократия и прочая ерунда. Клавдия Степановна за ним, как за каменной стеной, а папенька их дочь соблюдал — нынче так не соблюдают. Заботился и принимал непосредственное участие в становлении личности. У нас же как думают? Паспорт получил, расписался, и ты уже личность. Откуда знаю, если знаком не был? Говорю еще раз: молодость. Слепа она и легкомысленна. А для проницательного наблюдателя достаточно взгляда, чтобы сделать правильные выводы. Воспитание Клавдии Степановне досталось в высшей степени похвальное. Сейчас так и воспитывать не умеют, поверьте мне — я же на кафедре работал и с молодежью общался. Ничего плохого сказать не могу — работал-то я не воспитателем, а преподавателем. Мне знания донести, а кто ты в душе — мерзавец законченный, либо порядочный человек — разницы никакой. Да и высшее образование не гарантирует становление черт характера. Кто у нее еще был?

Алексей Митрофанович задумался.

— В деревню они ездили, если не ошибаюсь, во Владимирскую область — как-то словом обмолвились, а я запомнил. К кому ездили — разговора не было. Говорили, как хорошо отдохнули, какая прекрасная погода. Клавдия Степановна тогда была в сарафане с коротким рукавом и вовсе не загорелая. Шейка только слегка и плечики, а на лицо бледная. Вы знаете, прежде дамам загорать не рекомендовали — дурной тон, а Клавдия Степановна, как я уже отметил, воспитание получила превосходное. Думаю, и языками владела, и стихами увлекалась. Книжки видел, может, в библиотеку ходила, а может, к подруге — не сказывала, а мне спросить неудобно. Вижу, что книга, а какая — неизвестно.

— Понятно, — подвел промежуточный итог Виталий Борисович, — а в последнее время вы с ней общались?

— Крайне редко. Мне показалось, подозрительной она стала какой-то и недоверчивой. Хотя, чему тут удивляться? Я, например, тоже крайне подозрительный. Дверь лишний раз не открою. Подойду, послушаю и не открою. А зачем, спрашивается, открывать? Мне же нет никакого дела, а зачем тогда меня беспокоить по пустякам? Нынче, я вам скажу, психология человечества изменилась до неузнаваемости. Кампания предвыборная — звонят в дверь! Вы за кого собираетесь голосовать и почему? Разве так можно! Мы что, читать не умеем? Газеты не покупаем?

— Мы отвлеклись, — подсказал Виталий Борисович, — подозрительной стала.

— Верно, — согласился Горелик. — Может, чая? Правда, не помню, есть у меня чай или нет. Печенье точно есть. Вчера покупал. Сказали — вкусное, с орехами.

Виталий Борисович обвел помещение взглядом, мысленно поморщился и… согласился. Только в интересах дела он готов хлебать темную жижу из подозрительной посуды. Однако каким было его изумление, когда на столе появились две изумительные по своей красоте чашечки — в позолоченных юбочках и таких же нарядных фартучках!

— Вы с сахаром? Я обычно кладу один кусочек. Глюкоза мне необходима только для работы головного мозга. Прежде, — Алексей Митрофанович улыбнулся, — я съедал за раз целую банку сгущенного молока. Как вам? А съедал, знаете, когда? — Он вновь улыбнулся, — ночью! Умора! Утром встаю, а на столе пустая банка! И не помню ничего! А кто еще может ночью съесть целую банку сгущенного молока, если я живу один? Как лунатик — ничего не помню. Так,… а вот и чай, я в пакетах не люблю, в качестве эксперимента купил — не понравилось. До чего умны восточные люди! Слыхали, вероятно, о чайной церемонии?

Виталий Борисович мотнул головой.

— Вот и вы слыхали, приятно. А прежде, я вам скажу, кого не спросишь, вопрос в глазах и неуверенность. Какая еще церемония? Чайная?

Алексей Митрофанович рассмеялся и поставил чайник.

— Мне сегодня был сон. Обычно я сны игнорирую — некогда. Я, Виталий Борисович, как уже сказал, математик. Да, да и продолжаю работать всегда. Сон — не помеха, напротив, никто не мешает. Хотя телефон я отключаю и дверь не открываю. Звонок-то у меня видели какой? Этому звонку без малого лет пятьдесят — как дом построили. Стучать нужно, кто не знает. Звонок, бедняга, и сам себя не слышит — глухой! Так вот, был сон. А как вы думаете, кто мне приснился?

Виталий Борисович глянул на Горелика, а тот в свою очередь на опера.

— Клавдия Степановна?

— А вот и нет! Не угадали, вы приснились.

— Я?

— Представьте, — вы! Только образ другой. Я и думать забыл — некогда, а как пришли, у меня мысль — а где я прежде мог вас видеть? Конечно, нигде! Да и как я вас мог видеть, если никогда не видел! Логично? А сейчас прямо тут и вспомнил — во сне! Забавно, правда? Между нами говоря, многие открытия свершаются во сне, только умные люди предпочитают о данном факте молчать. И знаете почему?