Андрейка - [16]
Быть может, лишь благодаря этим сомнениям коменданта и оставались Андрейка с бабушкой все еще живы.
Содержали их в подвале комендатуры: Василису — в помещении, куда сквозь маленькое окошечко пробивался скудный дневной свет, а ее внука отдельно — в темном закутке, заваленном каким-то железным хламом.
Если бы кто только знал, сколько передумал мальчик за долгие дни одиночного заключения! Чтобы отвлечься от тревожных мыслей о маме, он вспомнил, как за два года до начала войны его приняли в пионеры, повязали на груди красный галстук с ровненьким клинышком на спине. Вспомнил — и как будто побывал дома. Он пытался представить себе, где сейчас находится и что делает Саша Бондарчик, остался ли в Минске Валерий Алексейчиков. А где сейчас Кастусь Михальков, вместе с которым жил в лесу, дружил, ходил помогать дядьке Степану?
Андрейка сидел на куске железа, обхватив руками голову. Больше всего хотелось ему сейчас света и простора.
Как хорошо жить человеку на воле! Все перед ним светлое, живое, до всего можно дотронуться руками, дышать полной грудью, идти куда захочешь...
Долгие дни и ночи под арестом, допросы, жестокие издевательства не сломили мальчика. Он быстро взрослел, становился все более подтянутым и серьезным. Воля его закалялась надеждой на избавление и неугасимой верой в то, что советские воины скоро прогонят фашистов с нашей родной земли.
Андрейка перебирал в памяти все те обещания, которые давали ему враги во время допросов, пытаясь выведать, где находится партизанский лагерь. Но он-то знал, как лживы их посулы. Мальчишка не мог не заметить, что в последние дни чиновники комендатуры менее настороженно относятся к нему.
Опять послышался шорох возле дверей, щелкнул ключ в замке, заскрежетало железо, и лучи света озарили подземелье. Андрейка закрыл глаза: свет фонаря до боли резал их. Чьи-то руки просунули и поставили на пол небольшой котелок: это опять принесли похлебку, которую и свиньи не стали бы есть.
Но почему тюремщик не запер дверь? Андрейка поднялся на ноги, осторожно подошел и выглянул в коридор. Там было пусто.
Сердце екнуло: неужели забыли?
Ужом выскользнул он в коридор и осторожно, внимательно вглядываясь во все уголки, двинулся к выходу. Дверь одной из камер была приоткрыта. Сквозь щель Андрейка заметил широкую спину немца. Тот, размахивая котелком, во всю глотку орал на какого-то заключенного. Андрейке это только и надо было: секунда — и коридор уже позади, а дальше ступеньки лестницы из подвала на первый этаж комендатуры. Лестница вывела мальчика как раз к той части дома, которая примыкала к особняку Краузе. Увидав возле выходных дверей часового, Андрейка свернул в длинный коридор, тянувшийся по всему этажу, и бесшумно, ступая только на носки ног, побежал в конец его.
Каждая минута казалась вечностью. Андрейка с огромным напряжением отсчитывал шаги, словно на плечах у него лежала неимоверная тяжесть.
Поравнявшись с одним из окон, мальчик на миг выглянул во двор и тотчас отшатнулся: во дворе много фашистов, а окно все равно заперто, наружу не выскочишь. Где-то послышались громкие шаги. Не раздумывая, Андрейка нырнул в открытую дверь какой-то комнаты и затаился: авось гитлеровец пройдет мимо. Но, видно, не судьба ему была убежать из комендатуры: шаги поравнялись с дверью, и в комнату вошел немец.
На секунду в глазах его промелькнуло удивление, но, тут же опомнившись, фашист подскочил к мальчику и крепко схватил его за руку. Он что-то бормотал по-своему, брызгая слюной, потом зло и небрежно толкнул в шею, схватил за руку и быстро потащил мальчика к наружным дверям, возле которых по-прежнему стоял часовой.
«На допрос»,— мелькнула у Андрейки догадка.
Но нет, не на допрос тащил его этот зверь. Вот и во двор уже вывел, и дальше ведет, торопится, продолжая что-то ворчать себе под нос. «Рус... Краузе... Ждайт...»— слышал Андрейка его слова. И вдруг догадался: «Да он же к коменданту меня ведет! Это же тот немец, который принес в подвал котелок с едой!» Видно, потому и не запер он двери камеры, что должен был доставить пленника к Краузе.
Андрейка сразу успокоился, внутренне собрался. Но тут же испуганно вздрогнул: почему его ведут к высокой ограде, возле которой стоит еще один часовой? И стало совсем страшно: сейчас поставят к забору, вскинут автоматы — и конец... По спине забегали мурашки...
Но в заборе вдруг отворилась небольшая калитка, не замеченная Андрейкой раньше, и немец с силой втолкнул через нее пленника в просторный, чисто прибранный двор, в конце которого под густыми липами оказалось покрытое тусклой темно-зеленой краской двухэтажное здание...
За спиной захлопнулась калитка. И Андрейка остался один.
Запыленный и почерневший Роман Томашук к полудню добрался до Липеня и был арестован первым же встретившимся ему гитлеровцем. Несмотря на то что у Томашука была какая-то бумажка о принадлежности к каменской комендатуре, его посадили в большую камеру предварительного следствия.
Встреча в этой камере с бабушкой Василисой — ее привели туда мыть пол — была для Романа полной неожиданностью. Строгий взгляд старухи принудил его воздержаться от разговора. И только когда на лице Василисы отразилась откровенная радость по поводу того, что и этот «соколик» здесь, Роман Томашук рискнул заговорить:
В этой повести писатель возвращается в свою юность, рассказывает о том, как в трудные годы коллективизации белорусской деревни ученик-комсомолец принимал активное участие в ожесточенной классовой борьбе.
Алексей Николаевич Леонтьев родился в 1927 году в Москве. В годы войны работал в совхозе, учился в авиационном техникуме, затем в авиационном институте. В 1947 году поступил на сценарный факультет ВГИК'а. По окончании института работает сценаристом в кино, на радио и телевидении. По сценариям А. Леонтьева поставлены художественные фильмы «Бессмертная песня» (1958 г.), «Дорога уходит вдаль» (1960 г.) и «713-й просит посадку» (1962 г.). В основе повести «Белая земля» лежат подлинные события, произошедшие в Арктике во время второй мировой войны. Художник Н.
Эта повесть результат литературной обработки дневников бывших военнопленных А. А. Нуринова и Ульяновского переживших «Ад и Израиль» польских лагерей для военнопленных времен гражданской войны.
Владимир Борисович Карпов (1912–1977) — известный белорусский писатель. Его романы «Немиги кровавые берега», «За годом год», «Весенние ливни», «Сотая молодость» хорошо известны советским читателям, неоднократно издавались на родном языке, на русском и других языках народов СССР, а также в странах народной демократии. Главные темы писателя — борьба белорусских подпольщиков и партизан с гитлеровскими захватчиками и восстановление почти полностью разрушенного фашистами Минска. Белорусским подпольщикам и партизанам посвящена и последняя книга писателя «Признание в ненависти и любви». Рассказывая о судьбах партизан и подпольщиков, вместе с которыми он сражался в годы Великой Отечественной войны, автор показывает их беспримерные подвиги в борьбе за свободу и счастье народа, показывает, как мужали, духовно крепли они в годы тяжелых испытаний.
Рассказ о молодых бойцах, не участвовавших в сражениях, второй рассказ о молодом немце, находившимся в плену, третий рассказ о жителях деревни, помогавших провизией солдатам.
До сих пор всё, что русский читатель знал о трагедии тысяч эльзасцев, насильственно призванных в немецкую армию во время Второй мировой войны, — это статья Ильи Эренбурга «Голос Эльзаса», опубликованная в «Правде» 10 июня 1943 года. Именно после этой статьи судьба французских военнопленных изменилась в лучшую сторону, а некоторой части из них удалось оказаться во французской Африке, в ряду сражавшихся там с немцами войск генерала де Голля. Но до того — мучительная служба в ненавистном вермахте, отчаянные попытки дезертировать и сдаться в советский плен, долгие месяцы пребывания в лагере под Тамбовом.
Ященко Николай Тихонович (1906-1987) - известный забайкальский писатель, талантливый прозаик и публицист. Он родился на станции Хилок в семье рабочего-железнодорожника. В марте 1922 г. вступил в комсомол, работал разносчиком газет, пионерским вожатым, культпропагандистом, секретарем ячейки РКСМ. В 1925 г. он - секретарь губернской детской газеты “Внучата Ильича". Затем трудился в ряде газет Забайкалья и Восточной Сибири. В 1933-1942 годах работал в газете забайкальских железнодорожников “Отпор", где показал себя способным фельетонистом, оперативно откликающимся на злобу дня, высмеивающим косность, бюрократизм, все то, что мешало социалистическому строительству.