Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [42]

.

Дело Фаркаша было рассмотрено на пленуме в качестве одного из вопросов повестки дня. Использовав письмо Г. Петера в интересах окончательной дискредитации Ракоши, члены партийного руководства были теперь в большинстве своем заинтересованы в том, чтобы поставить точку в этом деле. Но вызывало опасения поведение самого Фаркаша, который в целях самооправдания мог пойти по пути компрометации не только Ракоши, но и других лидеров партии. Микоян по просьбе Герё встречался с Фаркашем и прямо дал ему понять, что его попытки переложить главную ответственность за репрессии на Ракоши не имеют перспективы, так как не найдут поддержки действующего партийного руководства, вовсе не склонного согласиться с полной компрометацией высшего партийного органа[306]. Доклад И. Ковача подвел итоги работы комиссии по делу Фаркаша. Это дело, как комментировал Микоян в своем донесении в Москву, решено было «кончить внутри партии, не выносить его за пределы ее и не устраивать громкого суда». Обращаясь к членам ЦР ВПТ, ветеран КПСС преподал им своего рода «урок большевистской этики». Он убеждал их, что хотя «Фаркаш сам по себе заслуживает четвертования, но речь идет не о нем, а о партии. ЦК должен вынести высшую меру наказания, которая бывает в партии. На этом лучше кончить дело, если же устроить суд, продолжится лихорадка партии авторитет ее еще больше упадет в глазах масс»[307]. Эти строки с предельной откровенностью раскрывают ту характерную логику, которая была общепринятой в рамках большевистской системы ценностей и убежденный коммунист Микоян со всей неизбежностью должен был отстаивать ее, выступая в качестве посланца КПСС на форумах «братских» партий. Логика эта рукодствовалась несложной аксиомой: как бы ни был виновен руководящий член партии, а тем более ее руководитель, его наказание может бросить тень на всю партию, а потому очень нежелательно выносить «сор из избы», доводить дело гражданского суда. Для Микояна совсем не было секретом, что многие венгры не без оснований считают Ракоши «ответственным за нарушение законности больше, чем Фаркаша»[308]. Опытнейший политик не мог не осознавать, что в условиях, когда надо было разрядить напряженность в венгерском обществе, в среде коммунистической элиты Венгрии возникла идея сделать Фаркаша (действительно виновного в репрессиях) главным «козлом отпущения», выведя из-под удара Ракоши. Анастас Иванович не стал этому противиться, приняв предложенные правила игры. Интересы партии не допускали предъявления первому секретарю ЦР ВПТ тех же самых обвинений, что и Фаркашу, даже если он в такой же, если не в большей мере, «заслуживал четвертования». Отказ от подчинения этим железным правилам был бы несовместим с пребыванием Микояна в партийном руководстве.

Июльский пленум исключил Фаркаша из партии, его лишили генеральского звания, но и в отношении него уголовное дело решили не возбуждать. Лишь в середине октября, когда обстановка была уже совсем взрывоопасносной и после торжественного перезахоронения главной жертвы режима Л. Райка нельзя было больше тянуть с судом над Фаркашем, уголовное дело было возбуждено и Фаркаш арестован.

В июле, скорее всего, за плотно закрытыми дверями состоялась и встреча Микояна с находившимся в опале бывшим премер-министром Имре Надем, содержание которой Москва, судя по всему, не хотела делать достоянием действующего венгерского руководства. Согласно более поздним сообщениям советского посольства, И. Надь широко распространялся в кругу близких ему лиц об этой особо секретной по изначальному замыслу встрече, пытаясь изобразить ее как «изменение отношения со стороны руководителей КПСС к нему, как полную его реабилитацию» и желание видеть его в центральных органах партии. Даже некоторые члены политбюро ЦР ВПТ, если верить посольской информации, верили в это[309]. Впрочем, и в самом советском посольстве ходили слухи о том, что Микоян вселил в Надя уверенность в скором восстановлении в партии. «Как мне рассказывали, беседа Микояна с Надем носила характер глубокого зондажа и завершилась обоюдным выводом о целесообразности взаимного сотрудничества», — вспоминает будущий председатель КГБ В. А. Крючков, в 1956 г. служивший под началом Ю. В. Андропова в советском посольстве в Будапеште[310]. Согласно его позднейшей версии, Микоян «верил» И. Надю и связывал именно с ним надежды на политическую стабилизацию в Венгрии[311].

Как бы то ни было, проходивший с участием Микояна июльский пленум вопреки некоторым ожиданиям не поставил точки в деле И. Надя. И какова бы ни была реальная позиция Микояна в этом вопросе, на встрече с лидерами ВПТ 13 июля он, выступая от имени всего советского руководства, обозначил мнение, едва ли дающее простор толкованию, предложенному Крючковым: мы «считали и считаем ошибкой исключение из партии Надя Имре, хотя он своим поведением этого заслужил. Если бы Надь остался в рядах партии, он был бы обязан подчиняться партийной дисциплине и выполнять волю партии. Исключив его из ВПТ, товарищи сами себе затруднили борьбу с ним. Следовало бы откровенно заявить Надю, что, борясь с партией, он закрывает себе возможность вернуться в ее ряды. […] Наоборот, если он изменит свое поведение, то он может рассчитывать на восстановление его в рядах партии»