Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [41]
Итак, выбор на венгерском политбюро был сделан в пользу Э. Герё, что не вызвало возражений А. И. Микояна. Избрание Герё, ближайшего соратника Ракоши, означало максимальное сохранение преемственности прежнему курсу. Москва, несомненно, избавлялась от излишних беспокойств в связи с возможностью слишком резкого изменения политики ВПТ. В Кремле, однако, достаточно быстро поняли, что с избранием Герё была лишь приглушена, но отнюдь не разрешена проблема недоверия партийных низов к своему руководству. Показательно, что уже через считанные дни после окончания пленума посол Ю. В. Андропов был вынужден в донесении признать неоптимальность сделанного выбора: «Герё не пользуется должной популярностью среди широких партийных масс, сухость в обращении с людьми заставляет многих работников сдержанно принимать его кандидатуру»[298].
В дни, предшествовавшие пленуму, окончательно назначенному на 18 июля, Микоян принял активное участие в его подготовке. Поскольку Герё был явно непопулярен, существовала реальная опасность того, что члены ЦР забаллотируют его кандидатуру и дальнейшее течение пленума примет бесконтрольный характер («Не получится ли, что сейчас, выдвинув т. Гере на должность первого секретаря, мы окажемся в такой обстановке, когда не сможем сохранить его в руководстве партии в роли члена Политбюро?» — предостерегал Микоян своих венгерских коллег [299]). «Чтобы не иметь сюрпризов на пленуме ЦК», — докладывал он в Москву, — я посоветовал провести «неофициальные встречи и беседы членов Политбюро с наиболее влиятельными членами ЦК или теми, которые могут быть против решения Политбюро» об избрании Герё[300]. Такие беседы состоялись. Никто из более последовательных сторонников десталинизации (3. Ваш, Э. Ногради, Э. Мольнар и др.) не решился фрондировать на пленуме, не будучи уверенным в успехе при существовавшем в ЦР раскладе сил. Пленум прошел без сюрпризов. «Даже оппозиционные ораторы выступали выдержанно, в духе единства, доверия к составу ЦК и его руководству», — отмечал в том же донесении от 18 июля Микоян[301]. Критика в адрес Гере, звучавшая из уст многих выступавших, не помешала его единогласному избранию на пост первого секретаря.
Ракоши, вероятно, до последнего дня не распрощавшийся с надеждой сохранить за собой место в политбюро, пытался, насколько можно судить по материалам пленума, побороться за это. Он мог рассчитывать на поддержку ряда своих молодых выдвиженцев, которые в ходе пленума (особенно в начале его работы, что, по всей видимости, было подготовлено Ракоши) выражали сожаление об уходе первого секретаря, предлагали оставить его в составе политбюро. Они мотивировали свою позицию тем, что «всю партию настроили еще не так давно в ползу безусловной поддержки Ракоши, а теперь сообщение о его отставке может вызвать потрясение у членов партии»[302]. За этими выступлениями, как правило, скрывалась обеспокоенность молодых аппаратчиков, не имевших авторитета в партийных кругах, за собственную судьбу в случае ухода столь сильного покровителя. Попытка Ракоши, однако, не увенчалась успехом, пленум прошел по запланированному сценарию[303].
В первый день работы пленума, 18 июля, по просьбе Герё с речью выступил и Микоян, обозначив позицию Москвы, — выступления посланцев КПСС на пленумах братских партий были не столь уж частым явлением, практиковались лишь в самых ответственных случаях. «Я сообщил о том, — докладывал он затем в Президиум ЦК КПСС, что у нашей партии и у братских партий есть тревога за судьбу Венгрии и что после уроков Познани не хотелось бы, чтобы в Венгрии случилось что-либо подобное», а такое не исключено, продолжал убежденный коммунист Микоян, ведь поведение коммунистов на дискуссии в клубе Петефи «говорит об элементах распада партийности среди них, ибо там коммунисты растворились в мелкобуржуазной среде». Без восстановления дисциплины для членов партии и наступательной борьбы на идеологическом фронте, заключил Микоян, выйти из сложного положения невозможно, ибо «разрядка международной напряженности и лозунг сосуществования не предполагает, а… исключает уступки в идеологии и примиренчество к враждебным взглядам»[304].
Отставку Ракоши Микоян расценил как поступок, основанный на интересах укрепления единства партии, а пополнение высших органов партии новыми членами (в том числе кооптацию в ЦР ряда в прошлом репрессированных деятелей и избрание в политбюро не только Кадара, но и бывшего левого социал-демократа Д. Марошана, незадолго до этого вышедшего из-под ареста) — как шаг, способствующий расширению базы влияния партийного руководства. Советский эмиссар такого ранга, как Микоян, имел, несомненно, возможность влиять на принятие пленумом ЦР ВПТ решений по конкретным персоналиям. Стараясь не злоупотреблять этим правом, чтобы не вызывать негативных эмоций со стороны венгерских коллег, Микоян все же решил в одном случае этим правом воспользоваться. Он задумал при выборе членов политбюро «провалить» кандидатуру бывшего идеолога компартии, одного из старейших ее членов Й. Реваи — этот, по словам Ракоши, «больной неуравновешенный человек с сильной склонностью к демагогии», видимо, подобно другим ультралевым интеллектуалам, воспринимался в Кремле как несколько инородное тело и при всей своей безусловной коммунистической ортодоксальности не внушал полного доверия. Все-таки Микоян отказался от своего первоначального замысла после того, как Реваи «хорошо и принципиально выступил на пленуме»
