Анастас Иванович Микоян: человек и политик - [39]
Один из лидеров венгерского коммунистического подполья в годы Второй мировой войны, Я. Кадар в послевоенные годы был заместителем Ракоши как генерального секретаря ЦК ВКП (с 1948 г. ЦР ВПТ), занимал также правительственные должности, в частности, в 1948–1950 гг. был министром внутренних дел, неся свою, хотя и не главную долю ответственности за фабрикацию дела Райка. Как и некоторые другие видные коммунисты (и бывшие социал-демократы), до 1945 г. работавшие «дома», в Венгрии, Кадар плохо вписывался в ракошистское руководство ВПТ, где все более задавали тон старые коминтерновцы, которых неизменно поддерживали молодые партийцы послевоенного призыва. Видя в Я. Кадаре, как и в Л. Райке, опасного конкурента, Ракоши задумал его устранение. Арестованный весной 1951 г., Кадар был обвинен в сотрудничестве с хортистской охранкой и приговорен к пожизненному заключению на закрытом судебном процессе в 1952 г. Освобожденный и реабилитированный под давлением партактива среди первых, уже летом 1954 г., Кадар сначала возглавил райком ВПТ в одном из рабочих районов Будапешта, а затем Пештский обком, в ведении которого находилась не столица, а ее окрестности. Пользуясь немалым авторитетом среди ветеранов коммунистического движения, да и в более широких кругах ориентированной на коммунистов части будапештского пролетариата, и обладая незаурядными данными политического деятеля, Кадар мог вполне рассчитывать на продолжение своей карьеры. Весной 1956 г. часть партийного актива, склонявшаяся к ограниченным реформам в духе XX съезда, но не разделявшая более радикальной программы Имре Надя и его сторонников (не представленных в высших органах партии), начала усиленно проталкивать Кадара в высшие эшелоны партии. Требования о кооптации его в ЦР и восстановлении в составе политбюро неоднократно звучали с марта 1956 г. на заводских и районных партсобраниях. Для того чтобы несколько «попридержать» потенциального соперника, Ракоши задумал принять меры по ознакомлению членов ЦР, а при необходимости и более широких партийных кругов с содержанием материалов, свидетельствовавших о неблаговидной роли Кадара, в то время министра внутренних дел, в фабрикации «дела Райка» 1949 г. Только собственная, еще более прямая причастность к расправе над Райком и осужденными вместе с ним коммунистами заставляла Ракоши подходить к этому делу с предельной осторожностью, без излишней спешки. Андропов, руководствуясь сохранявшейся в силе линией официальной Москвы на поддержку Ракоши, с настороженностью воспринял усиление политической активности Кадара и расценил его предполагаемое восстановление в политбюро как «серьезную уступку правым и демагогическим элементам», угрожающую единству ВПТ и потому крайне нежелательную для дела построения социализма в Венгрии[286]. Вопрос о кооптации Кадара на ближайшем очередном пленуме в ЦР и его последующем избрании в политбюро был решен на заседании политбюро большинством голосов в конце апреля по инициативе Э. Герё и И. Ковача и вопреки настойчивым предостережениям Ракоши. Принятое решение мотивировалось тем, что пленум все равно потребует его ввода в политбюро. О своих опасениях в связи с предстоящим восстановлением Кадара (как и бывшего идеолога партии Й. Реваи) в политбюро Андропов сообщил в Москву. О том, сколь серьезно было воспринято в Кремле это сообщение, свидетельствует хотя бы тот факт, что телеграмма Андропова явилась предметом обсуждения на заседании Президиума ЦК КПСС з мая, поручившем М. А. Суслову углубленно изучить положение дел в Венгрии [287].
В последующие недели, встречаясь с Андроповым, некоторые влиятельные члены венгерского руководства наряду с осторожной подготовкой почвы для возможного удаления Ракоши решали и еще одну тактическую задачу — примирения Москвы с идеей включения Кадара в состав политбюро. Если Ракоши 6 мая убеждал Андропова в том, насколько опасно вводить в высшмй орган ВПТ этого деятеля, «имеющего большой опыт партийной работы и обладающего сильным характером и неплохими организаторскими способностями»[288], то второй по своему реальному влиянию человек в партии и стране, Гере, упорно доказывал послу, что Кадар вне политбюро опаснее, чем в его составе. Гере и Ковач вели тонкую игру, стремясь с вовлечением довольно популярного среди низшего слоя партактива Кадара в политбюро не только сделать его своим союзником в интригах против Ракоши, но и повысить авторитет высшего партийного органа. Они стремились нейтрализовать попытки более умеренного крыла зарождающейся внутрипартийной оппозиции сделать Кадара своим знаменем, равно как и не допустить блокирования сил, стоявших за Кадаром, с более радикальным крылом внутрипартийной оппозиции, ориентировавшимся на Имре Надя. Выражая опасения, что Кадар «может вести себя в Политбюро не так, как надо», И. Ковач вместе с тем успокаивал Андропова, говоря, что Кадар дружественно настроен в отношении СССР, обладает незаурядными качествами партийного работника и от его включения в политбюро партийное руководство получит несомненный политический выигрыш, укрепит свои позиции
