Анархист - [51]

Монгуш-оол к себе в Урянхай решил не возвращаться.

– Я домой приду, мне сразу надо будет обратно идти, чтобы к сроку вернуться. Так какой смысл ноги ломать? Я, Григорий Иванович, здесь с тобой поживу. Помогу чем смогу.

– Мы с Вязилкиным собираемся в родное Причумышье двинуть. Это верст двести отсюда. С мужиками из отряда Белокобыльского попробуем красные продовольственные обозы пощипать. Поэтому, если с нами, то без зимнего похода не обойтись.

– Тогда я с Чоросом останусь. Вместе весной и на Солтон пойдём. А пока может по глотку архи[82]? – предложил Монгуш, доставая объёмистую фляжку из-за пазухи.

– Да, от доброго глотка грех отказываться, я бы и чарочку пропустил. – Обрадовался Вязилкин.

К сожалению, повезло далеко не всем из членов великого курултая. Уйти удалось казакам, которые позже влились в отряд есаула Шишкина, урянхайскому посланцу Монгуш-оолу, Гуркину и староверам-кержакам. Шорских, телеутских и хакасских представителей поймали и без проволочки увели в Улалу, чтобы осудить примерно судом ревтрибунала. До суда их бросили в старый арестантский дом.

13. ТЯЖЕЛО В УЧЕНЬЕ, ЛЕГКО В БОЮ

(Посёлок Беспаловский Змеиногорского уезда)

– Длинны-ым – коли! – разносится над укатанной снежной площадью команда. – Вправо-о – отбей!

Валенки почти без звука шаркают по снегу. Молодые мужики и бабы с дрынами в руках послушно выполняют команды. Они выстроены двумя шеренгами друг напротив друга и вдохновенно машут палками. Штыковой бой – вещь в партизанской войне полезная, тем более в отсутствии патронов. В умелых руках в смертоносное оружие превращаются и косы, и вилы, и простые оглобли. Против пулемётов, конечно, не сыграет, а в ночном ближнем бою, да из засады вполне.

– Направо – назад! – снова зычный голос Степана Русакова. – Прикладо-ом – бей!

– Эй, Машка, ты чего дрыном мне по кумполу лупишь, – возмущается ломкий подростковый голос. – Не было же уговору взаправду лупить. Хорошо, шапка на вате…

– А ты, Петюньчик, отбивай ловчей, не зевай, – задорно отвечает девка. – В бою тебя шапка не спасёт даже и на вате.

– Прекратить разговоры! – сердито обрывает перепалку Русаков. Ему нравится роль унтера, он строжится и делает недовольный вид, но в усах прячет довольную ухмылку. Тем более что с ностальгией вспоминается ему лето четырнадцатого, когда его самого гоняли унтера в хвост и в гриву. Хоть пришлось ему тогда не сладко, но вспоминал он учение с благодарностью.

Редкий солнечный день начала зимы радовал лёгким морозцем. Всё-таки Алтайские предгорья это не промороженные ледяными ветрами степи Кулунды и Барабы. Поскрипывает и искрится под пимами утоптанный снег. Пышут жаром румяные лица. Дыхание собирается в лёгкие облачка.

Степан оглядывает своё «войско». Поначалу ему дюже не нравилась идея Гришана привлечь к службе девок и молодух. Гришан объяснял замысел просто – вдвое увеличивается мобресурс, притом, что у бабы тоже две руки и две ноги. Однако уже через неделю после начала обучения оказалось, что бабы уступают только в силе удара, зато в выносливости, в реакции, а особенно в исполнении приказов превосходят мужиков. Гранаты мечут плохо, с разборкой и сборкой винтовки пока тоже не очень, зато чистка что нагана, что "Мосинки" у них всегда на ять.

Взглянув на солнце, Степан решил, что пора переходить к строевым упражнениям. Почему-то батька Гришан уделял особое внимание движению строем, это было непонятно Русакову. Не укладывалось в его голове для чего партизану дурацкая шагистика. Гришан что-то пытался объяснять, даже примеры какие-то приводил, но пока бойцы его не понимали. Но выполнение приказа командира даже в отряде анархистов обязательно. Это поняли все.

– Отряд! – зычным тенором выкрикнул команду Степан. – В две шеренги становись! Оружие напле – чо! Ша-а-а-ом! Арш!

Строй не блистал выправкой, да и в ногу попадал через раз. Бойцы не успели приноровиться друг к дружке, запинались и частенько сбивали строй, но уже заметно реже, чем две недели назад, когда в Беспаловском ввели всеобщую военную подготовку.

Предревкома Змеиногорска Жидков Пётр Дмитриевич и военком Змеиногорского уезда Грузинский, подходя к посёлку со стороны города, минут десять любовались на ритмичные движение черных фигур в папахах и платках. Заметив перестроение, Жидков вздохнул, сдвинул обшлаг рукава шинели и посмотрел на траншейные[83] часы. Пора было двигать дальше. Сегодня у них важная встреча с председателем Беспаловского Совета.

Внезапно на дороге прямо перед Змеиногородскими начальниками выросла белая, словно призрак, фигура. Из-под полотняного капюшона весело зыркнули черные глаза. Борода и усы полностью скрывают низ лица, поэтому не понятно настроение караульного.

– Здравия желаю, товарищи, – невысокий крепыш приветливо протягивает руку для рукопожатия. – Добро пожаловать в посёлок Беспаловский. Вы к нам по делу?

– И вам не хворать, товарищ, – степенно отвечает Жидков. – Я предревкома Змеиногорского уезда. Есть нужда с вашим председателем встренуться. Где я его найду?

– Это Силантия Мамонова что ли? Так в избе, где у нас Совет заседает. Прямо по дороге, товарищи, шагайте, не промахнётесь. Колокольню видишь? Во! Рядом с ней бывша поповска изба, крепка такà, с подклетом.