Вошедший плотно закрыл за собой дверь, стряхнул с халата и шапки снежный намёт, потопал ногами и повернулся к присутствующим. Круглое монгольское лицо с редкими усиками излучало добродушие.
– Джякшилар, кадыр кюрен[67] – произнёс он традиционное приветствие и повторил, на удивление, правильном русском. – Добрый день, господа-товарищи.
– Джякши кондор-бо! И тебе не хворать, Монгуш-оол. – ответил ему невысокий пожилой алтаец в галифе и выгоревшей гимнастёрке, перепоясанной вышитым поясом. По всему было видно, что он главный в этой компании. – Тебя только ждали, Монгуш.
– Так мне дальше всех с Урянхайского края[68] идти, – оправдывается прибывший. – Повезло ещё, что в Монголии сейчас спокойно, легко прошёл.
– Ладно, ладно, я просто ворчу по-стариковски, – махнул ему рукой главный. – Садись к столу, наливай чай, ешь тутпач[69]. Поговорим, о делах наших славных.
В полутёмном помещении маленькие заиндевелые оконца почти не пропускали свет. Сумрак с трудом разгоняли масляные светильники, стоявшие на большом столе в соседстве с мисками квашеной черемши, солёными грибами и алтайским сыром курут и другими таёжными закусками. За столом плотно теснились люди. Телеуты, кумандинцы, тубалары, тадыры[70], хаасы[71], русские – все коренные народности Южной Сибири были представлены на собрании. Женский Улалинский миссионерский монастырь, где проходило собрание, ещё не видел такого странного общества. Председательствовал выпускник Петербургской Академии художеств Григорий Гуркин из телеутского рода Чорос. Его во времена Сибирской областной думы, назначили главой Каракорум-Алтайской окружной управы. Управа в потаённых мечтах алтайской интеллигенции виделась зачатком будущего независимого ойротского государства.
– Друзья! Соплеменники! Земляки! – Начал он несколько патетически. – Великое Небо послало мне и братьям в Каракорумской управе великую мысль. Сейчас для наших древних народов самый удобный момент, чтобы объединиться и восстановить собственное независимое тюркское государство. Русских, как и мы живущих в этих горах уже сотни лет, мы тоже призываем присоединиться на равных к нашему союзу. Нам неплохо жилось под справедливой рукой Белого Царя из рода Романовых, пусть и нашим русским землякам живётся хорошо вместе с алтай-кижи. Ни мы, ни они не виноваты, что в России произошло какое-то помутнение, тамошних русских одолели демоны, они убили своего царя, начали убивать брат брата, а сын отца. Мы, как народ, когда-то присягнувший на верность царю, теперь свободны от присяги.
Мы помним, как год назад банда Сатунина[72] прошла огнём и мечом по Чуйскому тракту. Как летом этого года Щетинкин[73] разорил улусы хаасов[74] Мундашевых на Енисее. Красные ли, белые ли все жгли и расстреливали наши аилы за дезертирство. Это плохой знак, но то, что они творят по отношению к своим соплеменникам еще страшнее.
Сейчас белые разбиты и опасности для нас не представляют. Большевики заняты войной с Врангелем и поляками, бесчинствуют на Украине и Тамбовщине, гоняются по степному Алтаю за повстанцами, они даже не заметят ростки свободы и независимости среди наших гор.
– Хорошо, Григорий, поёшь, – перебил Гуркина густой бас рыжебородого богатыря в стёганом бешмете. – Я немного тебя перебью. Говоришь, красные оказались грабителями, хуже чертей в аду… Тут я с тобой согласен. Отделиться от них и жить сами по себе, – мысль добрая. Только одна загвоздка имеется. Сам посуди, сейчас у них резервов не хватит, а завтра расколотят они Врангеля и отправят сюда Первую конную. Раскатает товарищ Будённый вас и нас вместе с вами, как бог черепаху. Может так случиться? Может. Помнишь, дорогой наш соседушка, как летом Волчихинских повстанцев разогнали? Народу покрошили не считано.
Заметно, что долго говорить мужику непривычно. На его широкоскулом лице от напряжения проступили бисеринки пота.
– Ты, Егор Евлампыч, не беспокойся. У нас будет совсем другое государство, не такое, как сейчас. Оно как бы будет, но его как бы не будет. С властью мы сориться не будем, но и поддерживать её не будем. Мы сами станем новой властью. Во всех советах, комитетах, управах сядут наши люди. Каждый род, каждая деревня, каждый аил будут жить совершенно свободно, молиться каким хотят богам, охотиться по договорённости с соседями…
– Э-э-э… дорогой Чорос, – смуглое до черноты лицо хитро прищурившегося старика-кумандинца повернулось к Гуркину. – Где это видано, что бы два соседних аила договорились о том, кому принадлежит хвост лисы в соседнем распадке. – Старик невесело усмехнулся.
– Таада[75] Аланбай, об этом мы подумали! – Для решения споров нужен суд из представителей всех родов, всех общин…
– Баалу уул[76], вот ты придумал! – уже громче засмеялся Аланбай. – Наши народы не многочисленны, но родов – как звёзд на небе. Представь себе, как соберётся на какой-то поляне такой курултай, да как начнёт хвост непойманой лисы делить… Самому не смешно?
Тут уж смех одолел всех собравшихся.
Гуркин спокойно переждал, когда собравшиеся успокоятся, пригладил усы и продолжил.
– На самом деле, друзья мои, это и не проблема вовсе. Достаточно нашим мудрым старейшинам собраться на великий сход-курултай. Принести, как положено белого скакуна в жертву духам нижнего и верхнего миров. Помолиться всем вместе тому богу, что к душе ближе. Боги скажут, кого выбрать из сотен лучших. Всего и надо – дюжину на ближайшие четыре года. На следующие четыре года других таким же образом и так далее. Двенадцать человек всегда смогут меж собой договориться. Только решать будут не большинством, а пока все судьи не придут к одному.
