Анархист - [12]

– Нет, конечно, он же против коммунистов, против товарищей Ленина и Троцкого. Да он бы меня и пристрелил бы при первой возможности. Я ж у него армию распропагандировал и увёл. Кто ж такое предательство простит?

– А, ну, да! – Смирнов глухо хохотнул, – тебя он точно пристрелит. Короче, сам понимаешь, поймать его надо как можно быстрее. Кстати, а родственники у него есть?

– Жена и все пятеро детей погибли, родители от тифа померли. Отец его хорошо с колчаковцами воевал… Ещё, кажется, брат у него младший имеются. Правда, после того, как мы весной его родную Жуланиху разорили, он съехал куда-то. Да тихо так съехал, что никто не знает куда. С этой стороны след тоже затерялся. Ещё фамилия такая на Алтае распространённая. Не будешь же всех Роговых расстреливать.

– Что ж вы, мать вашу, такие раззявы! – в сердцах ругнулся Смирнов. – Теперь и заложников не возьмёшь. Ладно, пока сидит тихо, будем заниматься своим непосредственным делом. Запомни, с нас, а с тебя как с чекиста в особенности, ответственность за выполнение продразверстки никто не снимет. – Он остановился на мгновение, и внезапно снова вернулся к прежней теме.

– А Рогова надо обязательно найти, обязательно судить революционным судом и обязательно расстрелять. Чует моё сердце, доставит он нам хлопот. – Смирнов крепко, по-пролетарски пожал на прощание руку и бодрым шагом отправился в гостиницу.

Ворожцова в казарму не тянуло. Он помрачнел. Хоть и не был он дружен с Роговым, да что там, скорее были они врагами, но вот так, с заложниками, с засадами охотиться на партизана, с которым вместе рубали беляков… Матвей тяжело вздохнул и побрёл на берег Оби. Великая река медленно и плавно катила воду, не отвлекаясь на человеческие проблемы. От воды веяло влажной прохладой. Ночной бриз нёс запах песка и тины. Матвей присел на ещё мокрую от прошедшего дождя корягу и закурил. Длинный июльский день закончился, надо бы вернуться в казарму, прикинуть, как сподручнее организовать предстоящие «весёлые» дела. Но ноги не хотели идти с такого замечательного места, так бы и сидел на берегу всю ночь.

4. ОГНЕННЫЕ ДЕРЕВНИ

(Станция Рубцовская, Барнаульского уезда, Алтайской губернии)

Утром к перрону станции Рубцовской[17] прибыл войсковой поезд. Паровоз в последний раз взревел хриплым, простуженным басом, зашипел, окутался облаком пара и, проскрежетав тормозами, остановился. Красноармейцы посыпались из теплушек, выстраиваясь повзводно у вагонов. Часть из них тут же начала сгружать с платформы, прикреплённые к батальону трехдюймовки, другие выводили лошадей, которые мотали мордами и всхрапывали, прежде чем ступить на сходни. Через четверть часа командир полка Семёнов уже выслушивал рапорты батальонных командиров о состоянии вверенных им подразделений. Первый батальон и штаб 226 Петроградского полка прибыл к месту назначения.

Семёнов отдал команду привести в порядок амуницию, оружие и перекусить сухим пайком. Он надеялся, что пары часов для беседы с местным уездным начальством ему хватит. Выходить надо было пораньше, путь до Волчихи займёт не меньше двух дней. Взвод разведки он выслал сразу по разгрузке с приказом проверить дорогу до Новоегорьевского. На «хлеб-соль» от партизан он не рассчитывал.

Рядом со зданием деревянного вокзала стояла группа в шинелях и кожанках. По уверенному виду затянутого в комиссарскую куртку мужчины, стоявшего чуть впереди, можно было легко догадаться, что это и есть глава местного ревкома Андрей Титаренко. Он с нескрываемым интересом наблюдал за действиями красноармейцев.

Семёнов, намётанным глазом узнававший начальников, направился прямо к нему. Сомкнутые пальцы правой руки коротко бросил к козырьку фуражки в приветствии.

– Командир 226 Петроградского полка Семёнов, – представился, подойдя к группе встречающих. – Кто из вас, товарищи, будет Титаренко?

– Доброго, если можно его так назвать, товарищ командир, – Титаренко выглядел озабоченным. – Живём как на пороховой бочке. Третьего дня отказались сдавать зерно несознательные элементы в Мироновке и Зеркальном. Позавчера в Токарево бабы чуть до смерти не убили предкомбеда. Хорошо, что ему наган выдали, а то бы только кусочки от него остались.

– Что, он из нагана в баб стрелял? – удивился Семёнов.

– В воздух… Если бы в баб, точно бы убили.

Предукома[18], похоже, разошёлся не на шутку. Стоявший у него за спиной военный в серой поношенной шинели, осторожно потянул его за рукав.

– Андрей Михалыч, – попытался он его остановить, – товарищ с дороги, ночь не спамши, а ты с ходу проблемами пугаш. Нехорошо так. Ты бы для начала нас представил, а потом в столовую, там бы за рюмкой чаю и поговорили бы. А то прямо посередь улицы, да во весь голос…

– Ты прав, Кабанов, что-то я заторопился, – тормознул Титаренко. – Товарищ командир, это председатель нашей уездной чеки – Кабанов Александр Трофимыч… – Следом он по очереди представил и остальных присутствующих.

226 Петроградский стрелковый полк был сформирован из питерских рабочих-полиграфистов и солдат-добровольцев Волынского полка. Полк прославился в боях с Уральской горнострелковой дивизией генерала Сахарова при форсировании Тобола. Устанавливал Советскую власть в Омске, Новониколаевске и Барнауле. Для борьбы с повстанцами использовался впервые. Роль карателя не нравилась боевому командиру, но приказ есть приказ…