Через непродолжительное время показался обоз. На мешках с зерном сидели старики, мобилизованные чоновцами в селе. Сами продотрядовцы ехали верхами, внимательно вглядываясь в каждый куст по сторонам от дороги.
– Звиняйте, соседушки, если случаем вас заденем, но нет у нас сегодня другого пути, – прошептал Степан про себя. – Догадались бы под телеги сигануть…
Перед завалом отряд остановился. Солдаты начали что-то сооружать на одной из телег. Что они там делали, долго гадать не пришлось.
– Кха-ка-ка-ка-ка, – закашлял внезапно пулемёт, выпуская свинцовые гостинцы в сторону леса. Пулемётчик медленно причесал кусты сначала слева, потом справа. Одной ленты для успокоения хватило. К счастью, сидящие в засаде мужики вжались в землю, и пули прошли выше. Только срубленные очередью ветки сыпались им на головы. После такой подготовки солдатики разбились на небольшие группы и спустились с полотна к кустам. В каждой группе двое рыли окоп, а двое с винтарями наперевес их сторожили.
В темноте партизанам удалось подобраться к солдатам достаточно близко, чтобы пустить в дело даже не косы, а охотничьи ножи. Сначала снимали охрану, после – копателей. Резали аккуратно, не давая вскрикнуть. А когда до слуха командиров донёсся сдавленный хрип, половины отряда как не бывало.
Осознав, в какой переплёт они попали, оставшаяся солдатня вместе с командирами рванула галопом в сторону Новогеоргиевской в надежде, что погони не будет. Новоявленным партизанам достался богатый «улов» – два пулемёта с десятком лент, четыре десятка "Арисак", подсумки, вполне годные сапоги и шинели. Одно плохо – патронов один цинк всего. Всю добычу погрузили на подводы, навьючили на пойманных лошадей и отправили обратным порядком до Волчихи.
Мужики, участвовавшие в дерзком налёте, расходиться не стали. Хоть и пребывали они в радостном настроении от такой «великой» победы, но всё-таки понимали, что завтра или днём позже из Рубцовска придёт полк красноармейцев, всех мужиков расстреляют, а зерно всё равно заберут. Так что победа хоть и доставляла радость, но особых надежд никто не питал.
Часть мужиков ратовала за возвращение к семьям, за организацию обороны села.
– Помирать, так всем вместе и с музыкой, выразил общее мнение таких «оборонцев» Никанор Пшеничников. Таких не много, но выступали они активно.
Русаков и Бастрыкин предложили другой путь:
– Мужики! – Начал, как на митинге Степан Русаков, – если мы сейчас по домам разбредёмся, то нас сразу из Волчихи выбьют, это к бабке не ходи. Пару орудиев прикатят, пальнут и вся недолга. Апосля пустют в расход за ближайшим сараем и поминай как звали. Поэтому предлагаю прямо сейчас подумать, как нам быть и куды бечь. Моя личная мысля така – надо всем мужикам одним отрядов в Касмалинский бор уходить. Бабы да старики наши ни в чём не повинны, их трогать не будут. Мы их провиантом снабжать будем. Хрен, коммуняки нас в бору найдут!
Мужики согласно заворчали. Пашка Горбенко поднялся к Николаю. Задумчиво погладил окладистую курчавую бороду и пробасил:
– О тож, Мыкола! Надоть нам иты до бору. За тыми ж нычками ховатыся, як с колчакамы воювалы, так и с коммунией будемо. Бачишь, и пройдёт лиха годына, не может же оно длиться долго.
Пшеничников недовольно вскочил и начал махать руками:
– Мы значиться в тайге будем прятаться, а баб наших будут китаёзы насильничать? Не согласный я! Я Дуньку мою сам лучше зарублю, чем на интералистов оставлю. – Он с размаху бросил картуз оземь.
– Не журыся, Никанор! – зашумели остальные мужики. – Твоя Авдотья сама кому хошь рога пообломает.
…
(Барнаул. Губернский съезд Советов)
Вечер 28 июля 1920 года в Барнауле выдался неспокойным. Зной, висевший несколько дней над городом, смыт потоками дождя, обрушившегося на губернский центр под канонаду грозовых раскатов. В здании, когда-то принадлежавшем начальнику алтайского горного округа, завершался губернский съезд Советов. Руководил им сам председатель Сибревкома Иван Никитович Смирнов, прибывший по такому случаю из Омска. Всё из-за чрезвычайной важности мероприятия. Москва требовала хлеба. Нужны и сибирское масло, и сибирское мясо, мёд, подсолнечник, рыба, но в первую очередь нужен хлеб.
В пыльной атмосфере зала собраний витал запах затхлого бархата, подгнивающего дерева и человеческого пота. Вентиляции не было, поэтому люди, собравшиеся в зале, сидели разморенные от жары и терпеливо ждали перерыва, чтобы выйти на волю, затянуться вонючей самокруткой, перекинуться парой слов с таким же потным товарищем.
Смирнов страстно и возбуждённо бросал с трибуны:
– В то время, как народ республики Советов, не щадя сил и самой жизни, гонит с Украины войска панской Польши, кулаки и подкулачники Алтая, колчаковское офицерьё недобитое, меньшевики и прочие эсеры срывают план по продовольствию для голодающего пролетариата России и нашей родной Красной Армии. Вот только сегодня мне телеграфировали из Рубцовского уезда, что бандой кулаков вырезан продотряд в районе деревни Волчиха. Бандитам удалось захватить обоз с продовольствием, целая тысяча пудов, а также зверски убить более пятидесяти бойцов ЧОН. Я уже распорядился, и завтра туда отбывает полк 26 дивизии, чтобы покарать всю эту кулацкую сволочь со всей пролетарской беспощадностью. Предлагаю почтить память погибших товарищей минутой молчания.