– Нарком юстиции Курский, – он кивнул головой. – Справа заместитель ВЧК Ксенофонтов, слева начальник разведки этой же службы. Я надеюсь, что о значении ВЧК вы знаете. Нам даны все полномочия для решения любых вопросов. В крайнем случае, если ваши требования будут касаться всероссийского уровня, мы обязуемся донести требования до вышеозначенных товарищей максимально точно.
– Народный комиссар юстиции… – хмыкнул хрипатый. – Важная птица… Как ты считашь, Петрович, пойдёт нам для разговору начальник прокуроров?
– Пойдёт, Моисей Иваныч, – пускай буде нарком юстиции, – пробасил второй. – Надоело уже ваньку валять с этими дурацкими шпионскими письмами. Бабы голодают уже четвёртый день на одной воде живут, жалко их… А эти телятся – ни два, ни полтора.
– Тогда мешки им на головы и ходу. Нам тут, если помнишь, больше часу колобродить по этому треклятому подземелью.
Хрипатый приказал сдать оружие и надеть на головы гостям дерюжные, пахнущие плесенью мешки.
– Не извольте беспокоиться дорогие товарищи большевики дойдём в лучшем виде, главное – спешить не надо, а то можно упасть и голову сломать.
…
(Москва. Хитровка)
– Повторяю, ещё раз, – хриплый голос мужика, сидящего напротив Курского, ровен, но нотки раздражения уже чуть позванивали в паузах. – Наши требования просты и понятны.
Народ юга Сибири, на прошедших в ряде городов и крупных сёл плебисцитах высказался за самостоятельное существование вне единого с Советской Россией государства. Мы хотим создания отдельной, свободной республики. Как она будет называться, покажет будущее. Размежевание территорий должно проходить по северной границе Барнаульского, Кузнецкого и Минусинского уездов Томской и Енисейской губерний. Южная граница – по реке Иртыш и границе с Китаем и Монголией, включая в себя Урянхайский край и Ойротию.
Мы требуем полного вывода с означенной территории всех воинских подразделений и вооружённых отрядов, прибывших из других частей страны, роспуск всех чрезвычайных комиссий и трибуналов, с последующим заключением равноправного договора о торговле и сотрудничестве.
Товарищ Курский, вам всё понятно? – обратился он уже персонально к немного ошарашенному наркому.
Тот ожидал, что вопрос будет всего лишь о золоте, продовольствии, в крайнем случае, общих для всех мятежников требований о «советах без коммунистов» и прочей подобной привычной уже демагогии. Молчание затянулось. На стенах подвального помещения без единого окна играли отблески огня факелов. Вся ситуация напоминала допрос инквизиции где-нибудь в Испании.
Первым не выдержал самый молодой, и самый горячий Давыдов-Давидян. От волнения кавказский акцент делал его речь анекдотичной.
– Пачему ты так гаваришь! Паслушай, да! От вэлики Россыя оторвать такой балшой кусок, да? – Парень вдруг резко вскочил и уже размахнулся чтобы ударить, сидевшего противника.
– Сядьте, товарищ Давыдов, – перехватил его руку Ксенофонтов. – Требовать они могут, что угодно, как говорится – «съесть то он съесть, да хто ж ему дасть». Затем Ксенофонтов повернулся к Рогову.
– Вам, неуважаемый Моисей Иванович, я уже сейчас могу сказать только одно, – Иван Ксенофонтович говорил тихо и медленно, но так весомо, что каждое его слово падало как пудовая гиря. – Я бы пристрелил вас прямо здесь и сейчас, но не буду этого делать, так как обязался передать ваши требования Владимиру Ильичу и Феликсу Эдмундовичу. Так что живите пока. Скажу вам сразу, никаких шансов на то, что ваши требования будут рассмотрены нет. Считаю, что переговоры можно прекратить за нереальностью требований одной из сторон. Женщин, конечно, жаль, но карающая рука пролетариата рано или поздно притянет вас к суровой ответственности и пощады вам не будет.
– Петрович, мне кажется он прав, хватит воду в ступе толочь. – Рогов демонстративно отвернулся от Курского. – Подождём ещё день и всех баб расстреляем к чертям собачьим. Нет, так и не надо. Будем по-другому правду защищать. Пусть у них Алтайская земля под ногами горит. Видит бог, мы хотели всё без крови решить. Но не судьба…
…
(Москва. Кремль)
Рано утром ещё до начала четвертого дня съезда в кабинете Ленина состоялась встреча с парламентёрами. Курский сильно удивлён, увидев, как повеселел Владимир Ильич. Присутствовавший тут же Дзержинский, держась в стороне от разговора, тоже улыбался в бородку.
– Значит, говорите, требуют независимость для алтайских туземцев? – Ленин даже рассмеялся, как будто наслаждаясь детской наивностью «простых сердец». – Ну, надо же какая святая простота. Они, видите ли, провели всенародное голосование, и считают теперь, что им можно от имени народа говорить. Какая мелкая и подлая идейка!
Тут Ленин не удержался на месте, а начал мерить шагами кабинет, а сидевшие за столом неудавшиеся парламентёры вынуждены были вертеть головами вслед за его мечущейся фигурой.
– А ведь можно посмотреть на ситуацию по-другому! – Ленин, наконец, остановился и хитро прищурился. – Слушайте меня внимательно, потом скажете, если будут возражения.
Он сел за стол расправил перед собой лист бумаги и, взяв в руки карандаш, на мгновение замолк.
– Итак, что мы имеем? Первое, мятеж в Кронштадте! Восстания на Тамбовщине, в Тобольской губернии и в казачьих областях. В Екатеринославщине бесчинствует Махно. В стране продовольственный, транспортный и топливный кризисы. Ко всему этому, командир 26 стрелковой дивизии Гайлит сообщает, что китайские милитаристы сосредотачиваются на территории Китайского Алтая. Я не знаю, откуда там собралась такая силища, но пренебречь мы такой опасностью не можем. – Он на мгновение прикрыл глаза. – Нет! История нам этого не простит!
