– А не боишься настоящим то именем подписываться? – Из тёмного угла раздался бас Кайгородова. – А вдруг они начнут мести по всей России всех, кто с такой фамилией живёт?
– Шуточки у тебя, Петрович. Мне даже с них смешно. – Мрачно осклабился Гришан и раздельно произнёс – Ха – ха – ха. Нет, конечно, для такой экзекуции надо массу времени, а времени мы им как раз и не дадим. Пошли лучше оттяпаем у этой Землячки ухо. Хорошо бы с серьгой, чтобы опознать можно было. Были у ней серьги?
…
(Москва. Кремль. Третий день Съезда)
Рано утром десятого марта на кухне Кремлёвской столовой царила обычная для времени работы Съезда суета. Сновали грузчики с мешками крупы, сахара и картошки, голосистые кухарки переругивались с рубщиками мяса. Упитанные, даже в это голодное время, повара гремели кастрюлями и сковородками. Внезапно, перекрывая гам, под низкими сводами пронёсся истошный женский крик.
– А – а – а – а! Батюшки светы! Матерь божья пресвятая богородица, помилуй мя грешну! – Голосила какая-то кухарка в гольевой[161]. В руке у нее зажато что-то плохо различимое в кухонном пару. – Что ж это деется, люди добрые? Это ж ухо! От живого человека отрезано! – Она опять издала дикий вопль.
– Надоть охрану кликнуть – рассудительно пробасил один из подсобников, тащивший на пару с приятелем мешок с картошкой. – Пущай чека разбирается чего это на кухню человечьи ухи подкидывают.
– Вот ты, Архипка, и иди, раз такой умный, – в тон ему ответил напарник. – В чеку пойдёшь, так и неизвестно, вернёшься, аль нет.
А и пойду, надо сознательность проявлять! – Архип бросил мешок и отправился в гольевой цех. – Матрёха! Ты что ль голосила? Кажи, что ты там нашла. Можь, перепутала гриб какой с ухом?
– Сам смотри, Петрович, вона я его туда бросила…
– А где ты его обнаружила-то?
– Вот в том вот мешке с битыми курями и лежало. – Матрёна ткнула грязным пальцем в валявшийся на полу мешок. – Глянь, там, кажись, ещё чего-то есть…
– Точно, никак письмо. – Архип поднял обрывок афиши, на котором виднелся убористый рукописный текст. Матрёшка, ты читать умеешь?
– Смеёшься, Петрович? Тут бедной женщине не до смеху… Тут вона ухи человечие… Ещё смотри, на ухе то серёжка болтатся. Да какà ладна… С камушком. Бабье ухо стало быть.
– «То-ва-ри-щи, – начал читать медленно и по слогам Архип, – Товарищи! бо-ль-ше-ви-ки…» – он прервал сложный умственный процесс и сложил обрывок несколько раз. Потом подобрал ухо и положил его на письмо. – Пойду, отдам охране, пускай сами разбираются, что тут к чему.
Через четверть часа ухо и письмо террористов лежали на столе у Дзержинского.
…
– Но мы их обманем! – Ленин характерным жестом потряс над головой кулаком. – Да-с, Феликс Эдмундович, именно обманем! Ну, какие же сволочи! Отрезать ухо! До чего докатилась буржуазия! Поистине нет такой низости, на какой не может пойти капитал, чтобы достичь своих целей.
Нечего с такими бандитами церемонится! Не-че-го! Мы дадим в «Правде» сообщение о согласии на переговоры. Пусть назначают время и место. Если эти мерзавцы такие хитрые, то я думаю, они найдут способ сообщить нам об этом. Проведём первый раунд. Всё узнаем. А потом со всей мощью пролетарского гнева обрушимся на головы этих сволочей. Ничего они не получат! НИ-ЧЕ-ГО!
Проработайте этот вопрос и в ближайший перерыв доложите мне о готовности. Это архиважно! Всякое промедление – смерти подобно.
– И пока не говорите больше никому. Я ещё подумаю, под каким соусом подать это всё. Феликс Эдмундович, я на вас надеюсь, а Бухарину я сам скажу, что в «Правде» следует написать.
Уже утром следующего дня на первой полосе главного печатного органа большевиков красовалась броская статья за подписью главного редактора «Правды» Николая Бухарина: – «Идём ли мы на переговоры? Безусловно, да!» В статье любимец партии нёс какой-то вздор о профсоюзах, об анархо-синдикалистах и ещё о какой-то чепухе. Только заканчивалась статья странным предложением: «Мы согласны на любые переговоры, если будем знать место и время.
…
– Клюнули большевички на нашу удочку! Клю-у-у-нули! Гришка! Пошло дело! – Кайгородов радовался как ребёнок. – Григорий, как думаешь дальше дело вести?
– Следующим письмом потребуем, чтобы делегировали трёх товарищей, из тех, что решения могут принимать. На их усмотрение. Как думаешь, может лично товарищей Ленина и Троцкого пригласить?
– Хорошая мысль, а третьим кого? Может этого, как его, ну грузин там один. Он у них единственный не еврейских кровей. Кажется, Сталин его кличка. Вот этих троих и потребуем, а там уж как они решат. Важно с местом и временем определиться. Если на полночь назначим, как думаешь, нормально будет?
…
– Владимир Ильич, получен ответ на наше обращение в газете. На этот раз ночью караульному прямо за хлястик шинели засунули, да так ловко, что он даже не почувствовал. Пся крев! Спят они там что-ли эти часовые! С такой охраной нас скоро всех можно строем выводить, никто и шелохнётся. – Даже невозмутимый Дзержинский, чем дальше, тем больше терял хладнокровие.
– Не волнуйтесь так, батенька! – Ленин наоборот почему-то пребывал в благодушном настроении. – С часовыми вы разберётесь позже. Да-с. Рассказывайте, что пишут наши террористы? Завтра нам провожать в Петроград добровольцев из делегатов Съезда. Мне необходимо знать, в каком ключе планировать вдохновляющую речь. Итак? Я весь внимание.
