– В записке требование, как у всех этих левых. Свобода слова, роспуск политотделов, освобождение политических… Есть одно отличие… В этой бумажке эти бандиты просят нас пойти на переговоры. О согласии сообщить через сегодняшний номер газеты «Правда». От кого всё это исходит, нет ни слова. – Дзержинский, наконец, остановился и сунул руки в карманы брюк. – Владимир Ильич, может это происки Антанты?
– Не-е-е-ет, дорогой мой Феликс Эдмундович, нет! Антанта здесь совершенно ни-при-чём! Это точно из Кронштадта. Требования слово в слово повторяют резолюцию Ничипо'енко. Вот ведь какой подлец! На женщин руку поднял. Знает, что если мы не станем их освобождать, они нас с грязью смешают, а если станем, то дадим им повод опять прибегать к этому методу отъявленных бандитов.
– Владимир Ильич, а нам не всё ли равно, с какой грязью нас мешают все буржуазные газеты? Вот женщин, конечно, жалко, это же ценнейшие революционные кадры. Одна Землячка чего стоит.
– Да, нам, как настоящим революционерам, наплевать на всю ту грязь, которой они нас четвёртый год поливают. Одной лопатой больше, одной меньше – разница не велика. Можно даже сказать, что никакой разницы. Да-с! Никакой! Поэтому что?
… - Дзержинский молча ждал продолжения.
– Поэтому ни на какие переговоры с террористами мы не пойдём! Нас на пушку не возьмёшь, а буржуазная мораль и прочие предрассудки нам чужда. Поэтому, женщин наших конечно безумно жаль, но революция, батенька, в белых перчатках не делается.
– Но Владимир Ильич! – Дзержинский и сам не отличавшийся излишней щепетильностью, тут не выдержал. – Захвачены же не просто бабы с базара. Это же наши боевые товарищи.
– Феликс Эдмундович, я вас не узнаю, батенька! – голос Ленина даже задрожал от возмущения. – Перечитайте, будьте так добры, катехизис революционера господина Нечаева. Кажется восьмым номером у него как раз о товарищах: «…отношение к товарищу определяется единственно степенью его полезности в деле практической революции». Как-то так, если память мне не изменяет.
– Владимир Ильич, память у вас прекрасная, но у Нечаева чуть-чуть не так, – Дзержинскому кажется, что он понял ошибку Ленина. – Он говорит о практической всеразрушающей революции. Мы же уже прошли эту стадию. Мы уже разрушили старый мир, нам пора уже новый мир строить. А с таким отношением к боевым товарищам, боюсь, ничего построить не получится.
– Может быть, милейший Феликс Эдмундович, может быть вы и правы… – Ленин на мгновение задумался. – А может быть, и нет. Впрочем, что-то мне подсказывает, что эти чистоплюи убивать никого не собираются. Поэтому ничего сообщать в «Правде» не будем. Подождём дальнейшего развития событий.
И приложите все силы вашей любимой ЧК к поиску этих бандитов!
…
(Москва. Хитровка)
В тёмном подвале холодно и сыро. В провонявшем крысами каземате со сводчатым потолкам, видавшим ещё опричников Ивана Грозного, за колченогим столом сидел Паша Новодеревенский. На столе, в пятирожковом бронзовом канделябре, горели, потрескивая, восковые палочки свечей. Света из-за общей подземной сырости они давали не много, но достаточно, чтобы различить буквы, написанные от руки. Напротив Новодеревенского громоздилась крупная фигура Григория Рогова.
– День прошёл, ответа мы не получили, – Рогов собран и деловит. – Впрочем, мы так и думали. Наверняка, большевики считают, что мы не решимся убивать заложниц.
– Хе-хе, а ты собираешься баб мочить? – Паша изобразил гримасу усмешки.
– Пока нет. А дальше видно будет. Твой же корешок шлёпнул утром одну, вот её и будем по частям отправлять. – Рогов поднял глаза на Новодеревенского. – Ты, Паша, зазря смеёшься… Мусора же не знают, совсем мы её пришили, или от живой куски отрезаем. Пускай думают, что живой, может у них тогда какая-то жалость проснётся. Их же тоже матери рожали.
– Ох, не нравится мне всё это… – Паша опять запричитал, явно набивая цену. – Уши сам будешь резать, или из моих ухорезов кого попросишь? Ещё вопрос. Этих баб, что мы сейчас в подвале держим, кормить ты собираешься?
– Зачем? Фураж нынче дюже дорог, – теперь пришёл черёд смеяться Григорию. – Ничего с ними за пару-тройку дней не случится, если и голодом посидят. Воды им только поставь. Наших детишков им жалко не было, так чего нам их жалеть?
«Вожди» двух «союзных» армий замолчали. Григорий начал писать на обрывке старой афиши, старательно выводя печатными буквами «соответствующие случаю» слова. Он старался писать аккуратно, от усердия закусив губу. Наконец, закончил, откинулся назад и склонил голову на бок, любуясь собственным творчеством.
– Паша, ну-ка послушай, что я тут насочинял… – И не дожидаясь ответа начал читать вслух.
«Товарищи большевики Российской Коммунистической Партии, мы представители трудового народа России вчера обратились к вам с просьбой о переговорах, дабы избежать ненужного кровопролития ваших товарищей бабского пола. Вы, наверное, не поняли, что намерения у нас самые серьёзные, поэтому сегодня мы высылаем вам часть тела гражданки Розалии Самуиловны Землячки. Если вы и завтра будете плевать на судьбу ваших баб, мы будем убивать их по одной в день и присылать вам уже не пальчики, или ушки, а головы. Смерти этих женщин будут целиком на вашей совести. Дата. Подпись. Анархист Григорий Рогов».
