Алтай 2009-01 - [52]

— Мама, я хочу пить.

Она соскочила с постели, трясущимися руками налила в чашку воды и подала Алексею. Он приподнялся на локте, отпил несколько глотков и сказал:

— Не плачь, мама. Я скоро поправлюсь.

Только в это мгновение Государыня заметила, что плачет. Слезы текли по ее щекам, падали на грудь, оставляя на платье мокрые пятна. Она поняла, что Господь возвращает ей сына.

Вчера на рассвете она оставила больного Алексея в Тобольске, чтобы отправиться вместе с мужем в совершенно непонятное ей путешествие. Она не могла отпустить Государя одного, боясь, что, как и год назад, против него опять задумывается что-то подлое. С тех пор, как началась война, она не знала ни одного радостного дня. Ей казалось, что весь мир обрушился на нее, и она мучительно искала причину своих несчастий.

Неужели все дело было только в том, что она по рождению являлась немецкой принцессой? Ведь она любила Россию больше многих русских. Больше тех же Милюкова, Керенского, Великого князя Кирилла Владимировича, явившегося в Государственную думу на следующий день после отречения Николая с красным бантом на груди. Где все они сейчас, кому на пользу послужило их предательство?

И еще одна дума не выходила из головы, не давая заснуть. Что затеяли большевики, зачем им понадобился Государь? Неужели они хотят заставить его скрепить своей подписью позорный Брестский договор, отдавший немцам половину России? И таким образом навсегда оставить эти земли за Германией? Вопросов было много, но за всю дорогу от Тобольска до Иевлево ей не удалось обмолвиться с Ники ни единым словом. Они ехали отдельно, комиссар Яковлев специально сделал так, чтобы они не могли разговаривать между собой…

Медленно подняв голову, она обвела взглядом комнату, понимая, что уже никогда больше не увидит этого дома. Хозяйка, вскинув брови, тут же спросила:

— Что-нибудь еще, Ваше Величество?

— Как зовут вашего младшего сына? — спросила Александра Федоровна?

— Сашкой.

— Значит, Александр?

— Да, Александр, — кивнула головой хозяйка.

Александра Федоровна поднялась, ушла в спальню, где находились ее личные вещи, и вынесла оттуда маленькую иконку Владимирской Божьей Матери. Держа ее в левой руке, перекрестилась правой, поднесла к губам, поцеловала и протянула хозяйке:

— Возьмите, она будет охранять вашего сына.

У хозяйки затряслись губы, на глазах показались слезы. Она кинулась к Государыне, упав на колени, схватила ее за руку и начала целовать. Потом подняла заплаканные глаза и спросила:

— Что же теперь будет-то? Порядка никакого нет, людей ни за что убивают. На прошлой неделе в соседней деревне екатеринбургским лошадь не дали, дак они хозяина на глазах у детей застрелили прямо в ограде.

И тут же осеклась, увидев полные слез глаза Государыни. Простая крестьянка никогда не думала, что царицы тоже могут плакать. Она перевела взгляд на сына, сначала прижимавшего к груди, а потом счастливыми глазами смотревшего на иконку, подаренную ему Императрицей, и женским сердцем сразу поняла причину слез Государыни. Поднявшись с колен и отпустив руку Александры Федоровны, она спросила еле слышным, приглушенным голосом:

— А почему с вами нет царевича? Все так хотели посмотреть на него. И мы, и, в особенности, дети.

Александра Федоровна прикрыла веки, из-под которых тут же сорвались тяжелые капли, по-детски всхлипнула и сказала:

— Мы не могли его взять с собой, потому что он болен.

— Дай Бог ему здоровья, — произнесла хозяйка и, нагнувшись, снова поцеловала руку Государыни.

И то, как она произносила слова, и как целовала руку, говорило о том, что делала она все это не из вежливости и казенною сострадания, а по велению сердца. Она видела в стоящей перед ней женщине не самую вельможную даму России, а обыкновенную мать, страдающую из-за того, что ее ребенок болен. И это уравнивало обеих женщин. Александра Федоровна тоже почувствовала это и подумала о том, что именно таких женщин ей, по всей видимости, и не хватало в окружении все эти годы.

— Коней будут перепрягать в Покровском, — сказала хозяйка. — Богатое село. Я знаю, что вы там не были.

Александра Федоровна поняла, что она хотела сказать этим. Покровское было родиной Распутина. И если она решила обратить на это внимание, значит, сочувственно относилась и к Григорию. «Господи, сколько же на Руси хороших людей, о которых я никогда не знала», — подумала Государыня.

Она вспомнила Распутина, лежавшего в простом деревянном гробу в маленькой полутемной церкви Чесменского приюта, куда его привезли сразу после того, как достали из Невской проруби. Александра Федоровна приехала проститься с ним вместе с Анной Вырубовой, своей фрейлиной, единственным человеком, кому она еще верила из своего окружения. Вырубова, так и не оправившаяся после случившейся под Петроградом год назад железнодорожной катастрофы, ходила на костылях, едва передвигая переломанные ноги.

Сообщение о катастрофе Императрице прислал по телеграфу товарищ министра внутренних дел генерал Владимир Федорович Джунковский. Он телеграфировал, что среди тяжелораненых оказалась фрейлина Анна Вырубова, направлявшаяся из Петрограда в Царское Село. У нее переломаны обе ноги, она находится при смерти и страшно кричит, не в силах переносить нечеловеческие боли. Графиню Вырубову вынесли из вагона и уложили в ближайшей будке стрелочника, где она находится до сих пор. Джунковский не берет на себя ответственность отдать распоряжение тотчас же перевезти ее в больницу, потому что она может умереть по дороге.