Алладин и демоны глубин - [10]

– Ориах! – голос Повелителя был строг и властен. – Я назначаю тебя вождём скилосонов. Возьми отряд воинов и отправляйся к острову Цветных Игуан.

– Слушаюсь, Великий! – склонил чешуйчатую голову оставшийся в живых скилосон. – Что я должен делать?

– Загляни под каждый куст, переверни каждый камень, но принеси мне сердце этого мальчишки. Мне нужна, просто необходима его смерть! Плыви и помни о Каамоне. Постарайся не повторить его ошибок.

* * *

...Алладин медленно открыл глаза.

Он так долго был без сознания, что потерял представление о времени и о том, где находится. С трудом, отрывками он вспоминал, как боролся с бушующими волнами, пока не услышал рёв прибоя, разбивающегося о берег. Юноша почувствовал под ногами землю и пополз из последних сил прочь от кипящих пеной волн.

Алладин поднял голову и вздрогнул. Вокруг него тесным кольцом стояли смуглые люди в набедренных повязках. В руках они держали копья, наконечники которых были нацелены прямо на него.

Вперёд выступил вождь. Бронзовые браслеты на запястьях и блестящие доспехи, прикрывавшие плечи и грудь, указывали на его высокий сан. На голове вождя сверкал шлем, украшенный головой синей игуаны. Широкий кожаный пояс защищал живот воина и поддерживал короткую набедренную повязку, усыпанную акульими зубами и ракушками. В руке он держал топор – символ власти и знатного происхождения.

Воин ударил себя кулаком в грудь и произнёс:

– Карог, вождь народа тиссов из ветви Синих Игуан.

– Алладин, – представился юноша. – Акробат и фокусник, а ныне потерпевший крушение чужеземец.

– Чужеземец?

– Да, – кивнул Алладин. – Я прибыл издалека. Где тут у вас порт? Я хотел бы сегодня же отправиться дальше. Дела, знаете ли... Очень рад был познакомиться.

– На нашем острове порт закрыт, а все корабли, кроме галеры Верховного жреца Ухана, сожжены, – криво улыбнулся Карог. – Но чужеземцам мы рады. По указанию Верховного жреца их приносят в жертву великой Матери-Игуане. – Вождь обернулся к воинам и скомандовал:

– Связать его! Бросить в яму!

– Тюрьма переполнена, вождь, – заметил воин с повязкой на левом глазу. – Может, отпустим чужеземца на все четыре стороны?

– Одноглазый Му, ты, кажется, хочешь лишить великую Мать-Игуану жертвы? – с неудовольствием сказал Карог. – Если Ухан узнает о твоём предложении, ты сам займёшь место чужестранца.

– Что ты, вождь! – попятился Му. – Я просто напомнил, что в яме почти не осталось свободного места...

– Это не важно. Верховный жрец Ухан приказал всех пленников отправить завтра на жертвенный камень богини. Так что чужестранцу не долго придётся мучиться в тесноте.

Му отложил копьё и снял с пояса моток верёвки. Второй воин, коренастый и приземистый, наклонился и схватил Алладина за руку. Юноша понял, что медлить нельзя – его свобода и жизнь под угрозой и зависят только от него самого...

Обученный различным приёмам, Алладин легко выскользнул из рук Коренастого и ребром ладони нанёс ему резкий удар по гортани. Воин захрипел и зарылся лицом в песок. Одноглазый Му в растерянности отскочил в сторону и поднял копьё.

Алладин метнулся в образовавшуюся брешь, но сказались усталость и напряжение последней ночи. Он споткнулся и растянулся во весь рост. Тут же на него набросились островитяне. От тяжести навалившихся тел потемнело в глазах.

Юноша с трудом встал на четвереньки, перебросил через себя какого-то воина, лягнул по коленной чашечке другого, укусил третьего... Но врагов было слишком много. Они напали разом и скрутили Алладину руки за спиной.

Вождь примирительно похлопал юношу по плечу и приказал идти вперёд. Тот отрицательно покачал головой. Карог поднял свой топор и многозначительно провёл пальцем по лезвию. Алладин посмотрел на море, затем перевёл взгляд на вождя.

– Олаф говорил: «Вера в победу может творить чудеса», – пробормотал он. – Надеюсь, Рыжебородый прав...

Склонив голову в знак покорности, Алладин побрёл за вождём. Он надеялся дождаться более благоприятного момента для бегства.

Глава пятая ЦВЕТНЫЕ ИГУАНЫ

Тяжёлая, окованная медью решётка со скрипом захлопнулась над головой. Алладин очутился в тесном прямоугольном помещении, битком набитом людьми. Одни тяжело стонали в забытьи, другие безучастно лежали на каменном полу, уставившись в одну точку, третьи с интересом рассматривали юношу.

Воздухом, отравленным тяжёлыми испарениями, было невозможно дышать. Дневной зной сочился через решётку, липким потом оседая на телах заключённых. Жар, казалось, исходил от самих стен. Алладин нашёл свободный пятачок, сел прямо на пол и стал разглядывать надписи на стенах.

Они были нацарапаны на разных языках. Здесь были египетские и китайские иероглифы, клинопись, латинские литеры, пиктограммы, скандинавские руны, замысловатая славянская вязь...

Алладин смог прочесть только надписи на арабском языке. Все они содержали многоэтажные ругательства в адрес островитян и крайне непочтительные замечания по поводу Матери-Игуаны и её кровожадных жрецов. Алладин несколько воспрянул духом. Ничто не поднимает настроение так, как «жизнерадостный» тюремный юмор.

Вечером стало несколько прохладнее. Пленники начали постепенно оживать. Послышались негромкие разговоры, возня, сдавленные ругательства. Темнота над головой сгустилась, на небе загорелись первые звёзды.