Александр Дейнека - [67]

До открытия станции метро «Маяковская» оставалось шесть месяцев, и работа, по воспоминаниям художника, шла в таком же стремительном темпе, что и строительство подземного зала. «Понятна была моя радость, когда мне предложено было исполнить в мозаике плафоны для московского метро», — писал Дейнека в своих воспоминаниях[125]. Его увлекала идея работы в технике мозаики и идея создания плафонов.

Вместе с архитектором Алексеем Душкиным и рабочими Дейнека спускался на глубину 40 метров, где из стальной арматуры уже проступали очертания будущей станции, потолки средней части которой следовало украсить мозаиками. В шахте стоял жуткий грохот от проходки, но черты станции уже угадывались. Подземная вода поливала одежду. На глазок следовало рассчитывать отходы, масштабы, определять цвет и пространственный характер мозаик. Душкин, который в это время работал над созданием станции метро «Кропоткинская» («Дворец Советов»), принял решение понизить на несколько метров уровень главного свода и предложил применить конструкцию из особых сортов стали, позволявшую сохранить ширину центрального зала.

Всего мозаик было тридцать пять. Плафонов для них еще не было — на их месте пока находились пустые проемы. Дейнеке предстояло просчитать и определить масштаб и яркость мозаик. По замыслу создателей в плафонах должны были отобразиться одни сутки из жизни страны, поэтому цикл получил название «Сутки Страны Советов» (иногда его еще называют «Сутки советского неба»). Когда в наши дни рассматриваешь плафоны на станции метро «Маяковская», задрав голову ввысь, название серии мозаик несколько удивляет, поскольку на них очень много летчиков, парашютистов, самолетов. Чаще всего репродуцируется мозаика «Прыгун с трамплина»: лыжник, изображенный в полете снизу, до сих пор выглядит весьма оригинально.

Есть и комбайнерша за своим штурвалом, также изображенная в ракурсе снизу и словно летящая в облаках. Это, пожалуй, самый знаменитый плафон на станции. Комбайнерша, похожая на знаменитую в те годы ударницу Пашу Ангелину, гордо противостоит ветру, ее голова покрыта красным платком с узлом сзади, как это носили в 1930-е годы комсомолки. Вокруг бескрайние поля пшеницы; красный флаг за ее спиной означает, что короб комбайна полон свежеобмолоченного зерна[126]. Образ комбайнерши — не что иное, как признание торжества коллективизации в Советском Союзе, преимущества колхозного строя — очередной миф, воспеваемый Дейнекой вполне в духе времени. К 1938 году процесс коллективизации уже завершен. Паша Ангелина на тракторе — свидетельство новой роли советской женщины и новых возможностей, которые перед ней раскрываются. Впрочем, «Комбайнерша» — скорее, исключение, хотя она и парит в воздухе. В целом мозаики «Маяковской» создают впечатление, что вся жизнь Страны Советов подчинена воздухоплаванию. Практически на каждой второй мозаике изображены самолеты или парашютисты.

По замыслу создателей станции первый плафон был основным и в то время располагался на потолке в начале зала. Тогда еще не было второго выхода, а бюст Маяковского в торце станции был установлен только в 1957 году по проекту скульптора Александра Кибальникова (сейчас он перенесен). Первая мозаика, которую зритель видит с того места, где теперь построен второй выход, изображает развевающееся красное знамя с золотым гербом Советского Союза и реющий над ним строй самолетов. Построение воздушных судов сделано в виде надписи СССР. Далее следуют роскошные плоды, ветви красных яблок и персиков на фоне неба, желтые подсолнухи и птицы — дань мичуринским методам в советской биологии. В этих мозаиках в полной мере отразилось свойственное Дейнеке восхищение цветом и светом, солнцем и небом. «Надо было ввести в плафоны как можно больше солнца, света. Золото и серебро я вводил не в фон, а в реальную окраску предмета», — вспоминал он[127].

Основным открытием Дейнеки при создании плафонов на «Маяковской» стало, конечно, раскрытие ввысь потолка подземного дворца, поскольку на каждом плафоне изображено открытое небо. Этот прием уникальным образом поднял потолки и расширил пространство станции. Дейнека писал: «В одном мы сошлись с архитектором, мозаики должны быть глубинными, над зрителем должно быть уходящее ввысь небо. Мозаикой надо пробить толщу земли в 40 метров. Пассажир должен забыть про колоссальные перекрытия, под которыми он находится. Ему должно быть легко и бодро в этом подземном дворце, по которому проносится, освежая лицо и шевеля волосы, мощная струя очищенного от пыли прохладного воздуха…»[128] Дейнека считал, что динамика фигур, их силуэты и ракурсы должны создать впечатление подъема вверх, доводя ощущение зрителя до легкого головокружения. И это художнику удалось.

Мальчики, запускающие в небо модели самолетов, и раскинувший крылья самолет высоко в небе над покрытой солнцем сосной — всё пронизано оптимизмом и большими ожиданиями. А впрочем, ведь жить стало лучше, жить стало веселее, как учил в это время Сталин. Только аэростат в темном небе рядом со Спасской башней Московского Кремля и биплан в лучах прожекторов воздушного заграждения напоминают о грядущей войне. Да еще севастопольский сигнальщик вскинул флажки, давая команду кораблям, подходящим к пирсу, — но и тут в небе над ними самолет. Изображение Дейнекой самолетов и парашютистов — дань времени: парашютный спорт был включен в советскую военную стратегию накануне схватки с нацистской Германией. Было принято проводить демонстративные прыжки из чрева четырехмоторных самолетов ТБ-3, которые запечатлены на плафонах станции метро «Маяковская». Парашютист, летящий с неба прямо на вас, — любимый сюжет Дейнеки, который он повторил как минимум в трех картинах, включая «Сбитого аса» военного времени.