Алехандро Вартан - [18]

Нет, не важно, странная она была, эта тень, или нет — я сделал несколько кадров и поспешил назад, а спустя минут пять со мной связался Иван, сообщая, что уже я уже несколько часов я не выхожу на связь.

— Ничего страшного, — ответил я, — иду назад.

Это было, конечно, не впервые. Разум всегда готов к встречам и встряскам, если наличествует опыт. Когда я поднялся наверх, день покатил вниз, он словно переливался через землю, чтобы там дернуть за невидимые поводья и дать команду. И потом — медленное наползание тьмы. И, хоть я и говорил, что это — покрывало, но это и есть покрывало, потому что не темнота это, а особый вид свечения. Одним дано купаться в нём, другим — жить. И здесь, в этом особенном месте, многие простые визуальные явления особо подчеркнуты.

Иногда вспоминаешь жизненную дидактику. Но чаще выбрасываешь всё вон, пронося разум по траектории возможного. Если бы увидеть все те миры…. Но я кое-что видел. И это было не раз, но я не ощутил несоприкасаемость — то есть, не было ничего в корне параллельного. Это просто движение по дороге.

Ближе к ужину оказалось, что в правом крыле поселился какой-то профессор. Да, это вам не гостиница с неким обязательным набором пищи — стандартно, будто выданное изо рта пищевой машины. Здесь каждый человек был штучен. Мы смотрели фотографии Субконтура, концентрируя своё внимание на том кадре, где была вспышка.

— Вроде бы смотри, человек там, или нет? — проговорил Иван.

— Да, контур, — сказала Анна.

— Там же нет людей, ты говорил, — проговорил Егор, её муж.

— Да. Понимаете, какие тут сведения? Все сведения — мои. Других нет. Какие я успел собрать, те и есть. Я, конечно, спрашивал у местных жителей. Одни рассказывают, другие — нет. Если человек принимает туристов, то он, конечно, вас предостережёт. Поэтому, лучше спуститься пониже по улице и там кого-нибудь спросить. Мне рассказали истории о тех, кто не вернулся из Субконтура, отметив, что в принципе, нет ничего страшного, если соблюдать небольшой набор правил. Грубо говоря, если вы ездите на велосипеде, то нет в этом ничего фатального. Но, если вы решите, что нужно непременно ездить по перилам моста, то рано или поздно вы свалитесь. Пример, наверное, слишком уж визуальный. Так вот, все правила, которые есть, я записал в местный журнал, и он лежит тут всегда, в этом доме. Его можно попросить у хозяйки. Я могу сказать, что знаю только то, что удалось узнать.

— Вы можете нас туда проводить? — спросил Профессор.

— Легко, — ответил я, — но одного всё же надо оставить на подстраховке, так как не смотря на изолированность, сигнал все же иногда прорывается. Ну и вы сами понимаете, напрямую — это практически километр, полтора километра пути. Мы выходим за крайний дом, спускаемся в лощину, и Субконтур начинается уже там. Но, если не будет тумана, мы просто перейдем на ту сторону. Там, кстати, растут зимние грибы, которые можно готовить.

— Грибы меня не интересуют, — заявил профессор — его звали Никита. Отчество он не предъявил, чтобы задушить фамильярность на зачаточной стадии.

— Я придерживаюсь принципа — не рваться, — сказал я, — вы же знаете, даже на ровном месте человек может упасть и сломать ногу. Разве это хорошо? Я рассказывал ребятам историю про потерявшихся цыган. Чем вы займетесь, если, попав в ловушку, сумеете таки вырватьс? Хорошо, если в том месте будет университет. Ладно — школа. Но я даже не представляю себе, с чем можно столкнуться.

— И вы не хотите узнать? — спросил он с некоторым порицанием.

— Вы меня не правильно поняли, — ответил я, — вы слышали про Дом?

— Слышал.

— А были там?

— Нет, — ответил он уверенно, — я бы хотел, но не имею ни малейшего представления, как это сделать. Надо хотя бы знать, с чего начинать.

Ночью я долго смотрел в окно. Тьма не абсолютна. Я знаю, что существует тьма за пределами видимого мира, и она рядом — но у нее нет путей, чтобы выбраться. Необходим сам человек. А потому человек и есть — главный механизм, главный проводник. Но все это лишь до тех пор, пока вы не попадёте в место, сходное с этим.

Топят здесь чем попало. Внизу, в начале улицы, где Козлово расширяется в ширь, образуя несколько нелинейных перекрестков, есть газ. И здесь вообще не понятно — откуда он? Нет, конечно, этот посёлок напрямую не соприкасается с нашим миром, но ведь, стало быть, и не стоит он как-то отвлеченно, словно выброшенная из романа запятая или точка — наружу, на стол, вне пределов основного чтения.

Здесь, выше по улице, топили дровами — но отопление было центральным. Использовался также и уголь — хотя я и не большой знаток всех этих вещей. Но всё было аккуратно и удобно. Через коридор находился большой котел, и там, за крышкой, играло пламя.

— Твердотопливный, — сказала хозяйка.

Ей помогал сын. Но жил он отдельно, с семьей, где-то на параллельном отшибе. Всё было хорошо, а что касается денег, то платил я обычными рублями.

Перед глазами стояло одно из моих путешествий вверх, когда ты нащупываешь тропу, чтобы идти параллельно выемок, вылизанных временем. И тропа эта уверенна, что она — личность. Она точно знает, что ей никто не нужен — она ведёт сама себя, а уж человек — тот как хочет. Он может соглашаться, может не соглашаться, а может вообще сойти с пути. Никто никого не заставляет. Если вы идёте — значит, далеко, в таинственном зале подсознания, живёт существо. И вы не знаете его форму. Но я его видел. Это была собака, она жила на вершине какой-то башни в стеклянном колпаке — даль просматривалась вовсю. Это были места, которых нет в нашем мире. Это — воздух, от которого скрыта эта собака.