Аквариум - [21]
Он решил навестить брата утром в воскресенье, когда у него не было ни репетиций, ни записей, ни попоек. Ми сказала, что побудет дома с дочкой. Он не возражал.
Тео открыл ему дверь, и Мику сразу бросилось в глаза, что он как будто похудел. Хотя, возможно, дело было в короткой стрижке. Лицо казалось старше и жестче, и это Мику не нравилось. Брату, впрочем, на чужое мнение было наплевать — как и сестре, которая пошла и обкорналась в свой двенадцатый день рождения. Сейчас волосы у нее были такими же, как у Тео когда-то: темно-русые, прямые и до плеч. И носила она тоже черное.
— Хорошо выглядишь, — сказал Мик, целуя ее. Глаза у нее блестели.
На Тео были только джинсы. Тина, несмотря на теплый день, была затянута в кожаную косуху. Мик в футболке дополнял картину. Они сидели за роялем и пили чай. Тина рассказывала про писательницу, чьи рассказы она очень любила, хотя о самой писательнице не знала ровным счетом ничего.
— Я вчера снова решила поискать ее в интернете и нашла сайт, прикиньте? Её личную страничку. Там, правда, мало что есть, только несколько новых вещей. А еще есть емейл, но я ей писать не буду.
— Почему? — заинтересовался Мик.
— Ну она же может оказаться какой-нибудь: молодой, старой, красивой, уродливой… А это всё неважно. Самое прекрасное в ней — это содержимое ее головы. Я брожу у нее внутри, как в лабиринте. Там темно и жутко, но очень круто. И я делаю про нее мультики.
— Покажешь? — спросил Тео.
— Нет, — Тина отпила из стакана. — Пока не закончу.
Мик ощутил ядовитый укол куда-то под лопатку. Вот же, блин: никому не известная писательница, и у нее есть целый фанат, который еще и вдохновляется ее творчеством. А сам он никогда никого не вдохновлял. Про Тео в этом контексте лучше было не думать, но он все же не выдержал и подумал. Он бы никогда не поверил, что у серьезных музыкантов тоже бывают групиз, если бы не видел этого собственными глазами. И надо было признать, что Тео, который спал по четыре часа, питался святым духом и пахал как лошадь, умел делать всё с такой легкостью, будто воду пил.
И это тоже.
По крайней мере, у него хватило такта отвернуться, пока Мик вставал из-за рояля, опираясь на трость. Корячиться с коляской в многоэтажке ему не хотелось.
Брат с сестрой вернулись к работе: они искали в художественных альбомах что-нибудь подходящее для обложки нового диска Тео. Им хотелось сделать постановку картины в виде фотографии. Мик полистал один из альбомов и почти сразу нашел репродукцию, которая его всегда интриговала. Двое влюбленных целовались в тесной комнате, и у каждого голова была закрыта непроницаемой белой тканью.
— Смотри, вот это легко поставить.
— Фигня, — сказал Тео. — Затаскано до невозможности.
— А вот это?
Живописная группа из четырех гробов, отдыхавших на балконе, пародировала некогда провокативное импрессионистское полотно. Один гроб, хитро изогнувшись, сидел на пуфике, остальные стояли позади.
— Да, — Тео вернулся к своим иллюстрациям. — Это будет в самый раз.
Уже в дверях он вспомнил, что не спросил про день рождения. Может, придумаем что-нибудь все вместе?
— Обязательно, старик, — сказал Тео серьезно. — Всё, что хочешь. Да ты не переживай за цифры. Я там уже был, ничего страшного.
Под вечер, когда Ми ушла хлопотать по хозяйству, а четырехлетняя Моль, ужасно похожая на Тину в этом возрасте, засела под столом с игрушками, Мик заперся в своем личном видеосалоне. Встреча с братом пробудила вдохновение — вернее, не совсем пробудила, а лишь потыкала его, спящее, в плечо. Дело оставалось за малым. Мик пробежался взглядом по стеллажам с дисками; постоял в раздумьях и открыл шкаф, запиравшийся на ключ. Раньше Тео поддевал его на тему порнухи, от которой его полки должны были ломиться. Но — в этом Мик был абсолютно честен с самим собой — у него никогда в жизни не было этого добра. Для грубой стимуляции Мик был непробиваем. Его влекло исключительно полускрытое, нечаянное и тонкое. Он был из тех, кто вечерами подсматривает в чужие окна при помощи телескопа, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Поэтому он и завел Комнату.
Он просмотрел корешки кассет, отснятых там. Большую часть материала он так и не смонтировал, потеряв к игре интерес, так что ориентироваться приходилось по именам участников (главным образом, участниц) и датам. Ни один вариант сейчас не годился. Мик вздохнул. Оставалась кассета, заначенная на такой вот черный день — тоскливый и пустой день примерного семьянина.
Ему чудовищно повезло, что у него была эта запись, ведь они с Ми тогда еще не познакомились. Он только-только приехал поступать, и Тео потащил его в клуб на концерт ска. Что такое ска, Мик не знал и, увидев у входа толпу скинхедов, малость струхнул. Он уточнил, а то ли это место, потому что длинные волосы Тео и его неистребимый выпендреж, который в артистических кругах принято называть апломбом, выглядел здесь красной, как сама кровь, тряпкой. Но брат ничего не слушал и пер напролом, так что пришлось идти за ним, прикрыв глаза, как в детстве при просмотре ужастика. Это потом Мик узнал, что Тео входит в любую среду, как нож в масло, а тогда он был уверен, что брат нарывается и выезжает на голом кураже. Ему просто везет, его ведь даже в школе никогда не били за хипповский прикид.
«Долгое эдвардианское лето» – так называли безмятежное время, которое пришло со смертью королевы Виктории и закончилось Первой мировой войной. Для юной Делии, приехавшей из провинции в австралийскую столицу, новая жизнь кажется счастливым сном. Однако большой город коварен: его населяют не только честные трудяги и праздные богачи, но и богемная молодежь, презирающая эдвардианскую добропорядочность. В таком обществе трудно сохранить себя – но всегда ли мы знаем, кем являемся на самом деле?
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.